С другой стороны, на скалистом мысу, в «античных» руинах беседки отчётливо просматривалась артиллерийстская площадка зенитной батареи – пара «Эрликонов» на морских турелях, вмонтированных в бетон. Рыжеватая по-осеннему, маскировочная сеть трепетала над входом в блиндаж.

С сентября 1943 года командиром флотилии «Шнелльботов» стал корветтен-капитан Герман Бюхтинг, ранее командовавший «S-27», потопленным в Керченском проливе, а затем «S-51». В этом катере семь пробоин от 20-мм снарядов зенитки, временно захваченной диверсантами, заделали и мелкие повреждения отремонтировали на базе Иван-Баба.

Прежний командир, Георг Кристиансен, отделался лёгкой контузией при гибели «Кёльна», весьма умело организовал восстановление базы после налёта русской авиации; за боевые успехи получил «дубовые листья» к Рыцарскому кресту и отбыл на штабную работу.

– Вот сука… – отвернувшись, проворчал Яков.

От батареи, по крутому обрывистому берегу, словно нарочно, чтобы не дать разведчикам опомниться, уже двигались чёрные в серых клочьях тумана фигурки – патруль береговой охраны. Или, того хуже, полевой жандармерии.

Одна из фигурок то и дело взмахивала рукой.

– Ну, прямо парк культуры и отдыха, – ткнув большим пальцем через плечо, пояснил Яков на вопросительный взгляд Новика. – Палку бросает, собаковод хренов. Дружку лагерному. Или подружке. Суке…

И впрямь, от тёмной фигурки в мешковатой штормовке то и дело катил то в одну, то в другую сторону лохматый и суетливый коричневатый комок.

– Значит, будем сохнуть по дороге, – резюмировал Александр, стягивая унтерский мундир с закруглёнными погонами, развешенный на камыше. – И, скорее всего, что на бегу.

– Ага… – буркнул Войткевич, выкручивая мокрый узел сорочки. – И тренер по бегу будет у нас о четырёх ногах, – он брезгливо скривился, встряхивая влажную сорочку. – Прямо, страшный сон футболиста.

– Может, и пересидим, – не слишком уверенно предположил капитан, глянув на приближающийся по кромке обрыва патруль. – Вниз, на пляж, они вроде как не собираются. А ветер – поверху. Глядишь, и не учует псина?

– Нас, может, и нет, – задумчиво и почему-то с секундной задержкой произнёс в ответ Яков, просунув стриженую голову в прорезь шерстяной сорочки и застряв в ней с горловиной на шее. – А вот её…

Порыв ветра в очередной раз разворотил жухлую стену камыша. И в образовавшемся проломе…

Капитан обернулся туда, куда недовольным и напряжённым взглядом уставился старший лейтенант.

– Этого ещё не хватало!

По узкой полосе песка и размытой глины, отрешённо и неспешно, будто в плену тихой и грустной заботы, или высматривая что-то под ногами, брела одинокая фигурка в деревенской кацавейке и старушечьем буром платке с концами, заведёнными в подмышки, видимо, завязанными в узел на спине. Женщина, девушка, а может, и вытянувшаяся не по годам девочка-подросток? Рассмотреть лицо её в глубине платка, натянутого чуть ли не до носу, было невозможно, а русые локоны, выдернутые из-под платка ветром, в блеске утреннего солнца вполне могли быть даже космами седины.

Разведчики переглянулись.

– Это что за метаморфоза? – недовольно буркнул Войткевич, наконец дотянув до пояса шерстяную сырую сорочку.

– Главное, откуда? – исподлобья следя за тонкой фигуркой, задумчиво произнёс капитан Новик. – Не должно бы тут…

Ни содействия, как, впрочем, и противодействия местного населения разведчики не ожидали. По свидетельствам редких беглецов с «той стороны», с октября месяца немцы, и без того расточительные в отношении «трудовых ресурсов», провели тотальную эвакуацию жителей из прифронтовой зоны, которой, по сути, стал весь без исключений Керченский полуостров.