Сначала, когда он пришел сюда, ему было их жалко. Потом, видя их упрямство и скверный характер, к этой жалости прибавилось злость и немного ненависть; а потом он их просто полюбил. Он понял, что в каждом из них, глубоко в груди, таилась поврежденная самой жизнью доброта.

Мансур изучил каждого и знал как их слабые, так и сильные стороны. Знал, кого что могло задеть, у кого из-за чего портилось настроение, и если он видел, что кто-то особенно не в духе, то велел другому делать то, что был обязан делать первый, говоря, что потом тот сделает это вместе него. Он знал, когда и о чем с каждым из них в отдельности и со всеми вместе надо было говорить и нужно ли вообще что-либо говорить.

В один прекрасный день, испросив разрешения у директора, он, как и просила его мать, привел их к себе домой на обед. Они шли пешком, прогуливаясь по городу. По этому случаю Мадина приготовила манты и салат оливье, а Мансур за день до этого купил много сладостей и напитков.

Входя в дом вслед за ребятами, которых он пропустил вперед, Мансур, обращаясь к хлопотавшей на кухне матери, которая теперь уже принялась здороваться с воспитанниками, с серьезным видом сказал:

– Вот, мама, как ты и просила, я привел к тебе этих маленьких не осужденных уголовников. Так что, запирай все двери на замок, а ценные вещи припрячь подальше. А то эти паршивцы нас обчистят.

– Ой, прекрати свои глупые шутки. А то они подумают, что ты это всерьез.

–А я и не шучу, – говорил Мансур, все еще сохраняя серьезный вид. – Я просто хорошо знаю эти бандитов.

– Ты много болтаешь, будто у нас есть что унести. Лучше принеси еще один стул из зала.

– Ну, смотри, – сказал Мансур, направляясь в зал. – Мое дело лишь предупредить. Потом не жалуйся, говоря, зачем я привел этих мелких воришек.

– Я помогу, – воскликнул Тимур, догоняя Мансура, и, уже поравнявшись с ним, сказал:

– Насчет других вещей не знаем, но конфеты ваши со стола мы точно стащим.

Ребята, смущенно улыбаясь, робко усаживались за стол. К ним тут же присоединился и Юсуф, который вскоре со всеми с ними подружился.

Обед, сдобренный веселыми шутками и увлекательными рассказами воспитателя, завершился лишь пару часов спустя, и к концу дня Мансур повел их обратно в интернат.

Глава 11

– Как там твои хулиганы поживают? – написала ему как-то Вика.

К этому времени они уже перешли на «ты» и общались в чате вацап.

– Вроде пока нормально, – отвечал Мансур. – Мы пошли на мировую, но мир наш, как правило, весьма хрупок. А как поживают твои цветы жизни?

– О, насчет цветов! Мне одна девочка шести лет отроду сегодня принесла ромашку и торжественно вручила. Я взяла цветок, поблагодарила ее и сунула ромашку себе за ухо. Она внимательно посмотрела на меня и сказала: «Прям как карандаш у строителя». Вот так вот, – писала она, улыбаясь, одной короткой фразой вдребезги разбила весь мой романтический образ.

Затем у них речь зашла о том, какими они сами были детьми и подростками.

– Я была безумным подростком, – сказала Виктория.

– И в чем же проявлялось это безумство? – поинтересовался Мансур.

– До лет четырнадцати где-то я была девочкой-паинькой, меня ставили в пример остальным ученикам в классе, я была отличницей. Но потом уже понеслось. В пятнадцать сделала татуировку – уроборос на правом плече, пирсинги еще, синие волосы. Уроки в школе начала прогуливать, были двойки в четверти, – короче, как и многие подростки, была подвержена идеям саморазрушения. Но потом, к восемнадцати годам снова случился какой-то сдвиг, и я уже стала не такой безумной.

– Или просто безумство стало более изощренным, подспудным и контролируемым? – улыбнулся Мансур.