— Я принес воду и хлеб, — тихо сказал он, все еще не поднимая головы. — Вот, — он сделал два шага вперед и быстро поставил кувшин на каменный пол.

При слове «вода» у девушки еще больше засаднило горло. Она так страстно желала напиться! Жажда была сильнее холода, от которого ее ладони мелко подрагивали. Но не сильнее презрения к этим людям. Когда воин отошел обратно к двери, она приблизилась к кувшину, сняла хлеб и, кинув его под ноги, раздавила, а сосуд подняла и нарочито медленно вылила содержимое на пол, наслаждаясь растерянностью, которая завладела ее тюремщиком.

— Я не нуждаюсь в ваших подачках, — криво усмехнулась Ибриен, позволяя всем своим чувствам отразиться в одном этом жесте.

Он снова поднял на нее взгляд и, покачав головой, вышел и захлопнул за собой дверь. Ведьма зарычала и с размаху кинула в том же направлении кувшин. Он с треском врезался в дверь и, судя по звуку, рассыпался на сотни черенков.

Пленница без сил опустилась на пол, тело сводило мелкими судорогами от холода. Остался только он. Больше никаких ощущений. Последние она растратила на этого испуганного светоносца. Даже интересно, какие байки про нее он будет рассказывать своим товарищам?

Она уже погружалась в полузабытье, обхватив колени руками, чтобы сохранить хотя бы крохи тепла, когда дверь снова отворилась. Ибриен чуть повернула голову в сторону выхода. Все тот же посетитель, не глядя не нее, тщательно обошел лужу, которую она тут устроила, хрустя глиняными осколками. И, подойдя к ней, положил рядом стопку какого-то тряпья, тут же покинув каморку.

Ибриен еще долго не двигалась, не позволяя себе притронуться к тому, что принес этот человек. Однако в конце концов всепоглощающая мерзлота доконала ее. Скрюченными ледяными пальцами она нащупала длинную тонкую рубаху и грубое шерстяное платье, которые поспешила натянуть трясущимися руками. Но было и еще кое-что. Одеяло! Он зачем-то принес ей одеяло! Неужто сжалился? Ибриен чуть не рассмеялась вслух. Такие, как он, не знают сострадания. Однако она с ног до головы завернулась в спасительное тепло, почти сразу же погрузившись в тяжелый сон.

Кристоф из Рейгона

Солнце еще только начало подниматься над горизонтом, но армия уже выстроилась у входа в городской храм. Две дюжины светоносцев в металлических доспехах и светлых плащах с некоторой долей превосходства поглядывали на тех, с кем им предстояло сопровождать ведьму к месту казни. Две сотни копий пехотинцев устремились в небо, подобно соснам, что пойдут на мачты. Доспехи из грубой кожи сливали их в однородную массу, где было не разобрать лиц.

Светоносцы выделялись на их фоне. Многие из них имели свои эмблемы на плащах и щитах. Регин, к примеру, гордо носил медведя. На теле зверя было множество ран, но он оставался сильным, гордым и свирепым. У массивных задних лап его валялись поверженные враги. Медведя удостаивались те, кто продолжал биться, несмотря на серьезные увечья.

Лучник Орм носил символ кошки. Изображение, казалось бы, не самого крупного хищника вызывало у других светоносцев уважение. Выпады кошки всегда точны и по самым уязвимым местам. Орм, как никто другой, умел определять во время боя самого опасного противника и воткнуть ему стрелу промеж глаз. Кристоф же нес символ льва, говоривший о том, что воин сей многократно первым врывался в строй врага, но при этом сумел выжить. Однако сейчас он был вовсе не так смел, как рычащий лев на его щите. Взгляд у него то бегал, то надолго замирал в одной точке. Что-то его явно тревожило.

— Ну как? Видел ведьму? Страшная? — наклонился к нему Орм, стоявший по правую руку.