На самом деле, если уж быть честным до конца, Квинтон по-настоящему пребывал в мире с самим собой, только когда все вокруг пребывало в том безукоризненном порядке, который был задуман Богом изначально. И здесь нет ничего дурного, ведь миссия Квинтона Гулда – придать вещам их былой порядок. Даже собственные промахи идут на пользу делу. Делу совершенствования.
«Благослови меня, Отче, ибо я согрешил».
Он вышел из спальни и принялся тщательно осматривать квартиру. Правило и порядок привнесли в жизнь симметрию, которая обеспечивает равновесие и радость. Потому-то он час назад и занялся маникюром. Потому и все красные подушки на диване, обитом бархатом персикового цвета, не разбросаны кое-как, но разложены тщательно, в равновесном и красивом порядке.
На стенах ни пятнышка – он подкрашивал их каждые три месяца, используя недавно появившуюся в продаже краску без запаха. На каждой стене было по зеркалу, что позволяло видеть себя в разных ракурсах.
Квинтон нагнулся и подобрал белое перышко, выпавшее, наверное, через тоненький шов в подушке. Не пора ли заменить подушки? Теперь это настоящий мусор, в основном китайское производство. Хотя бывает, что и в Вашингтоне делают.
Квинтон бросил перо в большую урну, которую использовал в качестве склада для таких вот случайных отбросов. Придурки из психиатрического отделения утверждали, что он якобы страдает обсессивно-компульсивным расстройством и шизофренией. Лжецы. А таблетки он принимал, только чтобы обвести их вокруг пальца. По правде говоря, сделать это он мог с завязанными глазами или отключенным сознанием.
Квинтон прошел на кухню. Семь шагов.
«Интересно, – подумал он, – как маленький Джоши из ресторана себя чувствует, получив столь ценный урок от дяди Квинтона? Везучий щенок. Лучше уж там и тогда, чем на улице, где инструментом обучения может оказаться не мягкая ладонь, а кувалда. Но сейчас истинной победительницей будет Мелисса, стюардесса, которая раскроет свое истинное предназначение не далее как… – он взглянул на настенные часы, – через два часа двадцать одну минуту. Когда часы пробьют два часа ночи».
Он почувствовал, как предвкушение события пробирается вверх по позвоночнику. На мгновение представилось, будто он стоит на мосту с перевязанными лодыжками и вот-вот бесстрашно бросится в пустоту. Но у него нашелся лучший способ летать.
«Благослови меня, Отче, ибо я согрешил».
Правила. Всегда правила. Красоту определяет Бог, и он же выбирает высшую красоту.
«Верно, ах как это верно».
Но это еще не все. Есть и другое правило, правило номер два. Ибо совсем недавно Квинтон обнаружил, что у Бога есть фавориты. Одних Бог любит больше, чем других. Он неравнодушен к своему творению и, дабы произвести впечатление на фаворитов, готов склониться над аутсайдерами.
Более того, имеется фаворит. Некий индивид, пребывающий в таком фаворе, что в сравнении с ним другие даже не фигурируют в Божественном перечне предметов, достойных его внимания. Создатель сосредоточился на одном.
Квинтон открыл дверь в кладовку, где были аккуратно расставлены консервные банки с сушеными бобами в сахарном сиропе от Хорниша. Его любимый сорт. Пища для мозга.
Он взял ящик с электродрелью «Хитачи», вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Затем вскипятил немного воды, чтобы подвергнуть инструмент санитарной обработке, – Мелисса этого заслуживает. На зубчатой поверхности дрели не должно быть ни единого микроба.
Да, Бог сосредоточился на одном, как некогда был поглощен Люцифером. Все обитатели небес и ада вглядывались из своих далей в того единственного, на кого пал выбор Бога. Остальное существовало лишь как сцена его благодеяний.