Немцев отогнали, и они, напоследок нанеся очередной минометный удар по высотке, ушли ночевать, оставив дозорных на случай, если вдруг окруженные попытаются пойти на прорыв. Оставшиеся гитлеровцы всю ночь освещали небо ракетами, которые бледно-холодным мерцанием рассекали темноту.

Ночью некоторые из раненых красноармейцев, кто мог двигаться, сползали к стоящим автомобилям, принесли патроны, немного еды. Кто-то пробрался к реке и принес так нужную воду. Пусть она и отдавала болотной гнилью, но это была живительная влага. Первым делом ее залили в кожух пулемета и только потом раздали раненым. Получилось всего по нескольку глоточков, но зато разделили на всех, по справедливости. Снова собрав фляги, ходячие раненые пошли вниз к реке, чтобы запастись водой на завтрашний день. Но немцы услышали звуки и ударили туда из минометов, так что обратно на позиции вернулись не все.

В середине ночи к Петру подошла Наташа, обходящая раненых, принесла ему шинель.

– Давай повязку поменяю, а то загноение начнется, – она присела около окопчика и вытащила из сумки моток серого, десятки раз мытого-перемытого бинта.

– Зачем? – Петр пожал плечами. – Я не собираюсь жить вечно, а свой срок уж как-нибудь протяну. Оставь лучше для завтрашних боев. Наверняка другим понадобится. Фрицы будут с утра лезть, как тараканы у нас в столовке.

– Ну как знаешь, – медсестра убрала бинт обратно. – Там ребята конину варят в блиндаже, у тебя котелок есть с собой?

– Нет, вместе с ногами потерял.

– Да ладно ты, не ерепенься, – Наташа укрыла Петра сверху шинелью. – Ну вот, всяко теплее будет, прямо как в лучших домах. Ладно, котелок с ложкой я тебе добуду, не с голоду же теперь помирать, а мясной бульон всегда полезен, с ногами ты или без.

Она встала и пошла дальше вдоль окопов, останавливаясь возле каждого бойца. Через час Наташа вернулась вместе с двумя однорукими солдатами, аккуратно тащившими небольшой термос. Кто-то успел раздобыть в стоящих машинах кучу котелков, и под руководством того самого одноногого политрука каждый из живых получил по целой поварешке несоленого мясного бульона с маленьким кусочком вареной конины в придачу.

Петр, повернувшись на бок, выпил горячее содержимое котелка, чувствуя, как становится теплее внутри. Долго жевал жесткое мясо, не решаясь его выплюнуть. Силы обязательно пригодятся. А еда – это дополнительная энергия.

Неожиданно открылось кровотечение на левой культе, он почувствовал это по сделавшемуся вдруг мокрым краю шинели, которого он случайно коснулся рукой, пытаясь определить свой теперешний рост. Ощутив внизу что-то липкое, Петр перевернулся на спину и запустил руку к ногам. Под левой культей уже натекла небольшая лужица крови. Помогая себе руками, Петр сел. Немного кружилась голова. Подтянув шинель, он острым снарядным осколком, лежавшим рядом, сделал внизу нее небольшой разрез и, приложив усилие, оторвал узкую ленту. Этой полоской Петр перетянул себе ногу в середине бедра, как раз немного выше отреза. Наташу звать на помощь он не стал, решив, что сделает это, если кровь не остановится. Через какое-то время кровотечение прекратилось, но зато мокрая культя стала сильно мерзнуть. Обернув ее шинелью, Петр откинулся на спину. От слабости кружилась голова, ноющая боль внизу никак не успокаивалась, не давая возможности уснуть, чтобы хоть ненадолго отрешиться от всего в эту бесконечно тянущуюся холодную ночь.

Незадолго до рассвета пришел знакомый солдат, которого звали Миша, высокий и худой, словно жердь. Он служил в их дивизии в артиллерийском полку ездовым. Одно время позиции артиллеристов и пехоты были совсем рядом, поэтому солдаты хорошо знали друг друга. Несколько дней назад Мишу серьезно ранило в левую руку, ее пришлось отрезать выше локтя из-за начинавшейся гангрены. И вот сейчас в своей длинной шинели, пустой левый рукав которой болтался в такт шагам, он шел вдоль траншеи, разнося патроны. Узнав в мерцающей от осветительных ракет полутьме Петра, присел рядом, прямо на землю.