– Нет, спасибо, – отказался Борис, – вино очень вкусное, так что и закусывать не надо.

– Как знаешь, – он бросил конфеты на стол. – Достань табуретки из-под полки, – Пилис вытянул руку и указал, откуда их надо достать.

– Ну давай, рассказывай, – после того как они расположились возле стола, Пилис вопросительно посмотрел на Бориса.

– А что рассказывать? – он взглянул заблестевшими от вина глазами на сержанта. На щеках Бориса заиграл румянец, доброе домашнее вино делало свое дело и парень немного захмелел. Вместе с хмелем пришла и некоторая расслабленность, напряжение спало, и Борис почувствовал себя уверенней. Ему захотелось еще вина.

– А можно еще? – он глазами указал на бутыль.

– Отчего же нет? – улыбнулся сержант. Он налил еще полстакана. Борис выпил. Сержант тоже.

Трудно сказать, почему этот литовец, не отличавшийся особой щедростью – впрочем, справедливости ради надо отметить, что и скрягой он никогда не был – вдруг проникся симпатией к Борису, и решил выразить ее таким необычным способом. Не зря говорят, что человеческая душа – потемки.

Итак, попивая ароматное вино, привезенное старослужащими, побывавшими в командировке в одной из среднеазиатских республик Советского Союза, наши герои просидели около получаса. Борис, до службы в армии редко пробовавший спиртное, быстро захмелел. Заметив это, сержант перестал ему наливать, но в казарму идти не предлагал. Борис, в обычной жизни не отличавшийся болтливостью, тут вдруг разговорился. Не зря говорят, что алкоголь развязывает язык. Он рассказал Пилису многое о своей жизни. Тому, видимо, было интересно. Но всякая интересная беседа когда-то подходит к концу. По разным обстоятельствам. В данном случае, нашим слегка хмельным героям предстояло идти на вечернюю поверку.

– Да, чуть не забыл, ты же теперь летчик, почти настоящий летчик. Почти. Чтобы стать настоящим, ты должен выпить стакан чистейшего авиационного спирта. Впрочем, стакана, кажется, будет многовато. А?

– Стакан спирта? – при одной только мысли о такой перспективе, Борис даже протрезвел. Он и водку-то выпивал с трудом, а про спирт даже и не думал никогда.

Пилис между тем уже наливал спирт из пол-литровой бутылки, невесть откуда появившейся в его могучей руке. Он налил примерно треть стакана.

– Вот, так нормально. Пей. – Литовец протянул стакан Борису. – Чистый, не сомневайся, – он ободряюще подмигнул.

От таких добрых, греющих душу слов, Борису, несомненно, стало легче.

– Запомни, спирт запивать нельзя. Ничем. Только закусывать. Иначе, рискуешь заполучить язву желудка или еще чего похуже. И после того как выпьешь, задержи дыхание как можно дольше. Вот, возьми, – добрый самаритянин протянул Борису ириску. – Ириску – Бориске! – сострил литовец.

Наш герой поднял стакан, и, выключив обоняние и выдохнув как можно больше воздуха из груди, опрокинул его в рот. Сказать, что по его глотке, мгновенно охватив грудь и полыхнув где-то в животе, пронесся огненный смерч, значит, не сказать ничего. Борису показалось, что у него в груди вдруг началось извержение вулкана. Огненная лава охватила все его тело, перехватила дыхание и выдавила из его уже не совсем ясных глаз, слезы. Он оперся одной рукой о стол, задерживая дыхание, а второй все еще крепко сжимал порожний стакан. В этот момент ему вдруг вспомнился один советский фильм о войне, в котором главный герой выпивает стакан водки, любезно предложенный гитлеровцами и после того, как нацисты предлагают закуску, гордо ее отвергает, произнеся при этом: «после первой не закусываю». Борис хотел поступить также, но, открыв рот, смог лишь промычать что-то невнятное, чем вызвал оглушительный смех Пилиса.