– Для движения руки нужна не только кость, там множество мягких тканей. Возможно, это потребует долгой физиотерапии, но ты вновь сможешь ею работать.

– Нет, не смогу, – низкий голос был едва слышен за его хрипом, – Я порезался во время тренировки.

Тренировки? На его руке было не меньше десяти порезов, большинство глубокие, придется накладывать швы.

– Я правша, а если правая рука не сможет работать как прежде, я бесполезен.

Если категоричность и несдержанность особенность подросткового возраста, то я представляю каким растет мой брат. Сейчас он чуть младше Адриано, но мы не так часто общаемся. В тот момент я поняла как сильно по нему скучаю.

И я понятия не имела как сейчас вести себя с подростком рядом.

– Я тоже правша, но учусь работать левой.

Адриано посмотрел на мою правую руку в поисках шрамов, но не обнаружив их, удивился, – Зачем?

– Хирург должен хорошо работать обеими руками, но для этого я тренируюсь понемногу каждый день. Это лучше, чем потом, – указала на его порезы, – они будут обе болеть. Из-за твоей глупости левая рука будет болеть как минимум неделю.

Он пожал плечами, – Меня не волнует боль, я к ней привык.

Мурашки побежали от его слов, – Что за тренировки, если не секрет?

Он открыл верхний ящик тумбы, показывая мне три ножа – охотничий и метательные. Они блеснули идеальной гладкой формой, отражая мое пораженное лицо. Господи. Более неподходящего хобби для парня придумать трудно.

– Не нужно так смотреть, – словно прочел мои мысли, – Я лучший в этом, – сжал руку, – по крайней мере, был таковым.

Я отодвинула свои переживания в сторону. Это не мое дело, – Значит, ты не испугаешься иголок. Я наложу швы, и может быть, скоро ты сможешь продолжить тренировки.

У него в комнате была собственная аптечка. Заглянув туда, любой врач вскрикнул бы от количества запретных и дорогих вещей, разумеется там нашелся и шовный материал. И кое-что еще. Одного взгляда на прозрачный пакет было достаточно.

Откуда у подростка запрещенные препараты? Он достал их сам или…его брат имел к этому отношение?

– Все в порядке, док? – Адриано вырвал меня из вихря мыслей.

– Зависит от того, как часто и в каком количестве ты принимаешь эту дрянь.

Аккуратно, словно между пальцев у меня была бомба, я приподняла пакет. Названия не было, но не трудно догадаться, что их не должно быть у семнадцатилетнего под кроватью. На упаковке было только небольшое клеймо – так дилеры отмечают свой товар.

Не в моих правилах отчитывать, но принципы взяли верх. Я придерживалась довольно жесткой политики относительно наркотиков.

Адриано выругался и попытался забрать из моих рук таблетки. Я отвела руку на безопасное расстояние, – Твой брат знает?

– Разумеется нет, – по виску скатилась крохотная капля пота. – Прошу, не говори ему. Он отправит меня на Аляску, если узнает.

И поступит правильно. С такими вещами не стоит шутить.

– Сколько ты принимаешь?

– Я не принимаю. Не постоянно. Скорее раз в пару месяцев, когда дела совсем плохи.

Я встряхнула упаковку – почти полная. Но она могла быть не первой, а стать последней.

– Я буду молчать, – на его лице отразилось облегчение, – Но ты поклянешься никогда не прикасаться к этим таблеткам снова.

Если его брат против, значит ему нужно выбраться из дома, чтобы достать еще. А пока он на больничной койке, это вряд ли возможно. Здесь я смогу за ним присмотреть, какое-то время.

Кивок, – У меня нет зависимости, – как легко он это произнес. Неужели действительно верит в это?

– Ты не узнаешь о зависимости, пока не станет слишком поздно.

Спрятав таблетки в кармане, я занялась его рукой. Он отказался от какой-либо анестезии. Сначала я подумала, что это для хвастовства и он просто храбриться, но он был непреклонен. Предупредив его, если он дернется я вколю ему обезболивающее насильно, приступила к работе. Два шва позади, а он не издал ни звука, двигалась только грудная клетка во время размеренного дыхания.