Это лицо, – вспоминает Хидеки, – Я его помню.

Падение прекращается. Мелькнув ещё один раз перед глазами, бездна исчезает, оставляя его стоять посреди незнакомой квартиры. Перед ним тот же человек тянет ему руку. Но стоит Хидеки двинуться, как он утыкается во тьму. Неведанный ему ранее страх закрадывается в его сознание вместе с окутывающей его пустотой. И вдруг его что-то резко ударяет в затылок, так, что искры ослепительным фонтаном летят из глаз.

Хидеки вскочил. Боль в затылке была настоящей. Он ударился об угол кровати, когда ворочался во сне. Вокруг всё было по-прежнему, не о чём было беспокоиться, только его сердце учащённо билось, ещё не придя в норму.

«Трясусь как осиновый лист!»

Вжжж.

Хидеки аж подскочил, резко развернувшись в сторону звука.

Тихо встав, он подошёл к стопке одежды Аюми, из-под которой исходила вибрация. Приподняв лежавшие сверху вещи, он обнаружил под ними сумку, а в ней звонивший телефон. Звонил некий «Акито Ешиба» отмеченный как «друг». Зевнув во весь рот, Хидеки выключил звук и положил телефон обратно, слегка поправив стопку вещей.

«Рано ещё, всего-то девять часов. Нормальные люди в это время спят.»

Ещё одна мысль пришла в голову Хидеки, и, с усмешкой взглянув на Аюми, он улёгся обратно.

Но стоило ему только заснуть, как он с ужасом подскочил.

«Нет, этот дурацкий сон определённо не даст мне заснуть!»

Рядом лежала, ворочаясь, Аюми. Её личико хмурилось от чего-то во сне.

«Она, наверное, очень устала.»

Тень Хидеки нависла над ней.

«И не прочь бы выспаться.»

Коварно потирая руки Хидеки согнулся, прислушиваясь к её дыханию.

– Зло не дремлет!

Быстрым и уверенным рывком он скинул с неё покрывало. Прямо перед ним лежала Аюми, молча глядя на него сонными глазами. Она спала в одной сорочке и сейчас над ней нависала прямая опасность в трусах и майке – опасность, не осознававшая своих действий и ответных мер. Первой опомнилась Аюми. Покрывало мгновенно было водворено на своё изначальное место, выступив в роли щита, а подушка, мелькнув в её руках со скоростью пускаемого из пращи камня, полетела в голову бедного, растерявшегося Хидеки.

– Извращенец!

– Молчи, призрак!

– Что ты делаешь в моей комнате, извращенец!?

– Это моя комната!

– И кто тебе позволил рыться в моих вещах?

Раздался её голос, когда он уже поспешно переступал порог комнаты.

– Твой призрачный телефон не давал мне спать!

– Оденься… – не глядя на него, смущённо сказала Аюми.

– Ну, уж извините! – отвечал уже из глубин квартиры смущённый не меньше её Хидеки. – Я привык жить один.

Неловкая атмосфера провисела ещё некоторое время до обеда, и всё это время Хидеки, с роли хозяина квартиры перешедший на роль провинившегося слуги, был не в праве заговорить с краснеющей и дующейся при его виде Аюми. Но вот дело дошло до припрятанной им еды. Сразу почувствовав своё главенство, Хидеки взял ситуацию в свои руки и, извинившись перед Аюми, предложил заключить мирное соглашение.

– Ты говоришь мне кто ты и откуда ты взялась, одним словом, всё, что тебе известно, и обещаешь не мешать мне жить, а взамен ты всегда дорогой гость в моём доме, идёт?

– Хитроумный план выпроводить меня отсюда.

– Мне всё равно, останешься ты тут или нет, идёт?

– Права одинаковые: ты расскажешь мне всё, что знаешь сам. Я должна знать, зачем я вернулась после смерти.

– По рукам.

На кухне закипел чайник, и Хидеки пошёл заваривать кофе, налив себе и своей дорогой гостье по чашке густого ароматного напитка, он перешёл к расспросам. Мелкими глотками потягивая кофе из своей чашки он принялся внимательно и задумчиво слушать её рассказ.

Аюми была обычным подростком. Родителей у неё не было, с самого детства она жила в детдоме. Старшую школу она заканчивала в родном городе Токио. Но благодаря её природной общительности у неё было много друзей. Правда, не так давно всё резко изменилось… Её стали чураться даже те, кого она считала своими лучшими друзьями. По школе пошли плохие слухи о ней. Из души компании она стала изгоем. А от прежнего круга у неё остался только такой же, как и она теперь, отщепенец – Акито. По природе она была экстравертом, за общением прятала свой страх детства – остаться одной.