Она ничего не ответила. Ее шаги удалились в сторону кухни. Слышно было, как она открывает холодильник, отламывает кусочки льда и бросает их в стаканы. Открыла кран. Шаги вновь приблизились к двери.

– Я бы тоже выпила, – сказала она. – Простите, если была с вами резка. Я устала.

– Еще бы не устать, – спокойно сказал он и, помолчав, добавил: – Хорошо. Давай выпьем. А если будешь в настроении, сегодня в семь тридцать отправимся в «Стеклянную комнату». Я за тобой заеду. Кухня там очень даже неплохая. Танцы. Тихо. Место проверенное – если в наши дни еще что-то можно проверить. Это ресторан при Пляжном клубе. Пускают только своих. Я там своим считаюсь.

– Дорого? – поинтересовалась она.

– Не дешево. Да, чуть не забыл. Пока мне не перевели месячную зарплату, не могла бы ты ссудить меня парой долларов? – Засмеялся. – Надо же, заговорил-таки о деньгах.

– Парой долларов?

– Лучше бы парой сотен.

– У меня при себе всего шестьдесят – не успела еще открыть счет или обналичить дорожные чеки.

– Это можно сделать в конторе мотеля, крошка.

– Спасибо за совет. Вот полсотни. Не хочу вас баловать, мистер Митчелл.

– Называй меня Ларри. Будь со мной поласковее.

– Поласковее? – Ее голос изменился. В нем появились игривые нотки.

Я представил, как его лицо медленно расплывается в улыбке. Потом воцарилась непроницаемая тишина, из чего можно было сделать вывод, что он заключил ее в объятия и она не сопротивляется. Наконец послышался ее приглушенный голос:

– Хватит, Ларри. Прошу тебя, иди. К семи тридцати буду готова.

– Еще разок, на дорожку.

Через минуту дверь открылась, и он что-то сказал, но что именно, я не расслышал. Встал, подошел к окну и внимательно посмотрел сквозь створки жалюзи. За деревьями вспыхнул прожектор, осветивший Ларри Митчелла, который поднялся на холм и исчез из виду. Я вернулся к радиатору, однако некоторое время до меня не доносилось ни звука. Я вслушивался в тишину, сам не понимая, что я, собственно, хочу услышать. Но скоро, очень скоро понял.

За стеной послышались поспешные шаги, до меня донесся скрип выдвигаемых ящиков комода, щелкнул замок, стукнул, обо что-то ударившись, открывшийся чемодан.

Она собирала вещи.

Я ввернул матовые лампы обратно в радиатор, установил на место решетку и сунул стетоскоп в саквояж. Солнце село, становилось прохладно. Накинул пиджак и, остановившись в нерешительности посреди погрузившейся в мрак комнаты, стал размышлять, как действовать дальше. Можно было, конечно, отправиться в контору и позвонить Клайду Амни – но ведь она за это время сядет в другое такси, потом – в другой поезд или на другой самолет и отправится совсем в другое место. Поехать она может, куда ей вздумается, но на вокзале или в аэропорту, если только этого захотят серьезные люди где-нибудь в Вашингтоне, ее обязательно будет поджидать частный сыщик. И какой-нибудь очередной Ларри Митчелл или же репортер с хорошей памятью. И в ее поведении всегда будет что-то подозрительное, и обязательно найдется кто-нибудь, кто обратит на это внимание. От себя ведь не уйдешь.

Я занимался мелкими грязными делишками по заказу людей, которые мне не нравились, но что делать – жить-то надо. Они тебе платят деньги, а ты за это копаешься в грязи. В этот раз я ощущал эту грязь, как никогда. Бетти была не похожа ни на шлюху, ни на мошенницу. Что означало только одно: и ту и другую роль она могла исполнять с бо́льшим успехом, чем если бы действительно была шлюхой или мошенницей.

Я вышел на порог, шагнул к соседней двери и нажал на едва заметную кнопку звонка. Внутри ни звука. Шагов не слышно. Затем в дверной прорези звякнула цепочка, дверь на пару дюймов приоткрылась. За дверью – кромешный мрак. И голос: «Кто здесь?»