К слову, в те времена, прясть должна была уметь каждая женщина. В 5 лет Саша уже выпряла свою первую нить. Прядение считалось самым приличным времяпровождением в долгие зимние вечера. Вся семья собиралась вместе- Саша пряла на прялке и ткала холсты на специальном ткацком станке, изготовленном мужчинами. Из холстов уже шила одежду, которую вышивала красивым узором. Парни тоже не сидели без дела- плели лапти, корзины, шляпы, точили на переносных станочках веретёна.
Жизнь стала налаживаться, купили новый дом, молотилку для зерна, но политика партии внесла свои коррективы в мирную жизнь сельчан….
Середина 30-х годов 20 века.
Страна вступила на путь сверхбыстрой индустриализации, и основным людским ресурсом «великих строек» должно было стать крестьянство. Власти нужен был некий «универсальный работник», которого можно оперативно бросить на строительство новых промышленных производств. Нужна была полная ликвидация частной собственности: в советской экономике она объявлялась абсолютным злом. И зажиточный кулак, крестьянин-единоличник никак не вписывался в эту идеологию. Он был обречен. Впервые курс на «ликвидацию кулачества как класса» был дан Сталиным в 1929 году. (прим. И. В. Сталин- российский революционер, с конца 1920 годов и до 1953 года был лидером Советского государства)
1934 год. Александра Фоминич с дочками Любой и Анной
Официально, специально созданные отряды, должны были частную собственность богатых превратить в народное достояние бедных. Самым тщательным образом осматривали дворы, дома. Метод коллективизации превратился в обычный грабеж. Имущество отбирали теперь не только у купцов и зажиточных сельских жителей, но и у простых людей. Кулаком можно было стать даже за мешок зерна или несколько килограммов картошки.
Крестьян-кулаков угоняли из своих деревень буквально в том, в чем они были, оставляли их в труднодоступных местах строить себе жилье, раскорчевывать тайгу под полеводство. Оставшихся сгоняли в колхозы.
Семья Фоминич была одна из многих, кого не миновала эта реформа.
Однажды ветряным октябрьским вечером, когда все уже собралась вместе за ужином после трудового дня, бряцнул засов на воротах, впуская непрошенных гостей. Двор наполнился голосами, ржанием лошадей. Несколько высоких силуэтов проплыли по темному двору. Хлопнула дверь в сенях, дверь в избу. Товарищ председатель с помощниками уселись на широкую скамью возле окна. «Здравствуйте, Григорий Степанович, выселяем вас» -, сказал председатель колхоза, – «почему у вас собственность до сих пор не коллективная? Против власти идёте, единоличники? Лошадь почему не в колхозе?
Советские агитационные плакаты
– А корова?! – председатель кивает за окно, на стойло.
– Так ведь наша
– Наша… -передразнивает.-А мукомолка?
– Как же без нее в хозяйстве?
– То то и оно, на лицо все признаки закоренелого неисправимого кулака. Зато теперь все колхозное, наше, народное..Григорий Степанович, одевайтесь, поедем с нами.
Дом опечатали. Андрей с женой и дочками перебрались жить в баню. Зима 1932 года выдалась на редкость морозной. Всю страну охватил неурожай и страшный голод. Это был исторический слом, прошедший через семьи, и разрушивший всю социальную организацию деревни. Основные «точки роста» отечественного аграрного сектора были закатаны в асфальт именно тогда.
Весной Андрей пошел на поле, нарвать пшеницы, оставшейся с зимы, чтобы покормить детей. Нашелушил около 2-х кг., за что и был арестован на 3 года как враг народа.