Люди даже не могут себе представить, насколько сильно они будут скучать по природе, пока на самом деле не лишатся ее. Я как-то читала о членах экипажа одной подводной лодки, которые буквально поселились в гидроакустической рубке. Там они слушали песни китов и стрекот креветок. Капитан субмарины распределил между командой время «перископной привилегии» – возможности наблюдать за облаками, птицами и сушей, как бы напоминая себе о том, что мир природы все еще существует[7]. А однажды я познакомилась с человеком, который рассказал мне, как он и его друзья после зимы в Антарктиде приземлились в Новой Зеландии, в Крайстчерче, и несколько дней не могли отвести благоговейного взгляда от цветов и деревьев. А потом один из них увидел женщину с детской коляской и закричал: «Ребенок!» И все побежали навстречу этой женщине, чтобы взглянуть на малютку, а женщина, испугавшись, быстро развернула коляску и поспешила в обратную сторону.
Космос – это настоящая безжизненная пустошь. Астронавты, которые никогда прежде не интересовались садоводством, проводят часы в экспериментальных теплицах. «Мы их очень любим», – говорил космонавт Владислав Волков о крошечных побегах льна[8], которые были заперты вместе с космонавтами на первой советской космической станции «Салют». Работая на орбите, можно, по крайней мере, выглянуть в окно и увидеть жизнь где-то внизу. В полете же на Марс, как только Земля исчезнет из поля зрения, за окном смотреть окажется не на что. «Космонавты будут буквально купаться в постоянном солнечном свете, так что они не увидят даже звезд, – поясняет астронавт Энди Томас. – Все, что их будет окружать, – это сплошная тьма».
Люди не созданы для космоса. Мы целиком и полностью адаптированы к жизни на Земле. Невесомость притягивает нас своей новизной, но те, кто ее достигает, очень скоро начинают мечтать о ходьбе. Как-то Лавейкин сказал нам: «Только в космосе понимаешь всю невероятную прелесть возможности ходить. Ходить по Земле».
А Романенко скучал по запаху Земли. «Вы можете себя представить замкнутыми в машине хотя бы только на неделю? Все начинает пахнуть металлом, краской и резиной. Когда девушки писали нам письма, они сбрызгивали их французскими духами. И мы обожали те письма. Даже верили, что если понюхать письмо от девушки перед тем, как ложиться спать, то непременно увидишь хорошие сны». Романенко выпивает свой виски и просит извинить. На прощание он вновь обнимает Лавейкина и пожимает нам руки.
Я пытаюсь представить, как сотрудники НАСА наполняют грузовой корабль мешками любовных писем. Лавейкин говорит, что это правда и девушки со всего Советского Союза писали космонавтам письма.
«За девушек!» – восклицаю я, и стаканы вновь поднимаются.
«Женщин действительно не хватает, – говорит Лавейкин. В отсутствие Романенко он куда откровеннее. – Вместо этого ты видишь только эротические сны. И так на протяжении всего полета. Мы как-то даже обсуждали с ИМБП, нельзя ли нам взять на борт что-нибудь из секс-шопа».
Я поворачиваюсь к Лене. Что это значит? «Искусственную вагину?»
Лена уточняет: «Имитатор».
Лавейкин на всякий случай повторяет по-английски: «Резиновую женщину». Надувную куклу. Наземное управление, правда, отклонило такую идею. «Они сказали, что если мы собираемся этим заниматься, то это должно быть отражено в нашем расписании».
«У нас даже есть одна шутка. Вы ведь знаете, что мы получаем всю еду в тюбиках?» Да, я знаю. В магазине сувениров при музее можно даже купить такой тюбик с борщом. «Есть белые и черные тюбики. На белых написано «Блондинка», а на черных – «Брюнетка». Но, пожалуйста, не подумайте, что в космосе все только и делают, что думают о сексе. Это будет стоять в списке проблем где-то во-от здесь, – он проводит пальцем по воздуху сверху вниз и останавливается на уровне колена. – Это, скорее, как приятное приложение к списку. Но вы правы, 500 дней полета поднимут этот пункт гораздо выше». Он твердо верит, что экипаж «Марса-500» должен состоять из пар, чтобы снижать уровень напряжения, которое неизбежно в таком длинном полете. Норберт Крафт говорил о том, что НАСА рассматривала возможность отправить в космос супругов, но, когда спросили его мнение, он высказался против такой идеи и объяснил это тем, что в такой ситуации перед астронавтом может стать выбор: подвергнуть риску супругу или супруга или же рисковать исследованиями. А астронавт Эндрю Томас, супруга которого Шеннон Уолкер тоже является астронавтом, сообщил мне еще одну причину, по которой НАСА отказалось от идеи с женатыми парами: в случае крушения или взрыва они не хотят, чтобы какая-нибудь семья страдала от двойной потери, особенно если в этой семье есть дети.