Вдоль дороги, сгорбившись от тяжелой сумки, медленно идет бородатый человек. Одежда его покрыта пылью, белые кроссовки посерели и напоминают советские чёботы, на спине и подмышках проступили темные пятна пота. За ним, высунув язык и прикрыв глаза от неимоверной духоты, бредет грязная, в колтунах собака. Но вот за спиной человека слышится нарастающий гул машины. Он оборачивается и поднимает руку указательным пальцем вверх. Но легковушка, обдав его горячим выхлопом бензина, проносится мимо.

– Что, дружок, опять не везет? – грустно кивает человек собаке и, обтерев ладонью пот со лба, бредет по дороге дальше.

Человек и собака доходят до белого столба с надписью «Дорога Жизни, 47». Лес редеет, и глазу распахивается бархатная гладь Ладоги, уходящая в перспективу синего, с акриловыми облаками неба. Искрящиеся солнечные блики до боли режут глаза. Снизу доносится музыка и визги отдыхающих, нос щекочет густой запах шашлыка. Человек без сил прислоняется спиной к столбу и съезжает на корточки. Собака, высунув язык, садится рядом и, наклонив голову, изучающе смотрит на него.

– Ну чего ты так на меня смотришь? – усмехается человек. – И я пить хочу, да нету.

Вдалеке на дороге снова показывается черная точка. Это грузовик. Человек встает, поправляет на плече сумку и поднимает руку. Терпеливо ждет, прикрыв глаза от солнца. Грузовик приближается. Мигает правой фарой и медленно съезжает на обочину. Человек подхватывает сползающую с плеча тяжелую сумку и почти бегом спешит к машине.

– Здравствуйте. До Невской Дубровки не подбросите?

– Доброшу, – лениво соглашается розовый от солнца и пота водитель. – Собаку в кузов посадишь?

Человек послушно поднимает собаку, сажает в кузов и быстро возвращается к кабине, неловко, боком, вскакивает на ступеньку, наступив при этом себе на ногу. Забравшись на сиденье, складывает руки на коленях и покорно устремляет взгляд на белую раскаленность лобового стекла. Но водитель вывернуть руль на дорогу не спешит, он наклоняется над человеком упитанным телом и протягивает мясистую ладонь:

– Лёха.

– Ваня, – торопливо кивает в ответ человек и осторожно жмет крупную ладонь.

Грузовик возвращается с обочины на дорогу и разгоняется на хорошую сотку. За окном среди зеленого моря хвои мелькают белые марципановые свечки столбов Дороги жизни; иногда проступают в зелени, как проплешины, синие пятна Ладоги.

– Ну рассказывай, Вань, как жизнь. Давно в Дубровке?

– Недавно, – отрывается Иван от созерцания дороги. – В августе три года как переехали.

– Откуда?

– Из Екатеринбурга.

– Был в Ёбурге, хороший город, – живо откликается водитель. Видно, что он соскучился в дороге по общению и хватается за любую возможность поболтать. – Откуда едешь?

– Меня к умирающей в деревню позвали. Туда довезли, обратно, сказали, тоже довезут. А бабка причастилась и сразу померла. Хозяйка сказала: ну раз померла, значит, обратно сам доберешься.

Водитель подозрительно оглядывает Ивана: выпавший из футболки широкий нательный крест, борода, собранный на затылке хвостик секущихся рыжих волос.

– Ты чё, поп, что ли?

– Ага, да… поп.

В машине наступает пауза. Очевидно, оба жалеют, что оказались рядом, и каждый начинает потихоньку обдумывать благовидный предлог, чтобы остановить машину.

– Не люблю попов! – с бравирующей откровенностью говорит водитель. – Капец вы лживые! Туда плати, сюда плати. Одна свечка шестьдесят рублей стоит. Бабку свою хотел отпеть, так мне пять штук вкатили! За что? Через год на кладбище попа пригласил, так он пятнадцать минут чёт почитал, кадилом помахал и говорит: «С вас три тыщи». Я говорю: «Слышь, поп, вот тебе штука, считай, тут даже с чаевыми». Церкви везде понатыкали. Тут недалеко, в Кокареве, в центре микрорайона хорошая детская площадка была, фонтанчики, скамейки, пиво пьешь, за сыном смотришь – кайф. Так теперь на этом месте церковь отгрохали, с фига ли? – Он яростно прогудел медленно ползущему впереди него «Пежо». – У меня у тещи знакомые старики – ей семьдесят девять, мужу восемьдесят четыре, живут в муниципальном доме. Горячей воды нет, толчок на несколько квартир, труба течет, пол сгнил. Из дыр комары лезут, мыши, зимой все по квартире ходят в валенках, летом бабка в коробке спит, чтоб комары не кусали. И вот веришь – каждое воскресенье в церковь ходят, на последние деньги свечки покупают. Я у них спрашиваю: «Зачем?». А они говорят: «Надо за все Бога благодарить. Мы живы, здоровы, дети за границей, слава Богу за все». Вот эти люди вам последние деньги несут, а вы им в уши дуете. У патриарха поезда, самолеты, яхта. Ладно там в правительстве все воры, это понятно, но вы ж в Бога верите, с фига ли воровать?