Так уж вышло, что в «Стиксе» несколько уровней доступа, и моя дружба с невестой одного из лидеров организации, увы, не стала ключом к получению повышенного статуса. Я, как прочие новички, барахтаюсь где-то внизу пищевой цепочки, тщетно пытаясь обойти защиту, установленную вокруг ограниченной ячейки базы данных. Мне поручают простые задания, связанные со взломом банковских счетов, сверкой протоколов распознавания лиц и прочей чепухой для чайников.

Все это, безусловно, мило, но за много миль от вершины моего настоящего потенциала. Глупая гордость, выросшая из чувства стыда и отчаяния, не позволяет просто пойти к Уэйду и попросить о помощи, хотя очередное унижение, возможно, сократило бы число попыток вырваться из цепких лап постыдного прошлого, о котором не знает даже Элси. Только я и мои демоны. Быть может, меня останавливает и то, что в какой-то момент прозябания в коконе безвыходности я пообещала, что больше не буду пресмыкаться, а сделаю то, чего мало кто ждет от такой хрупкой девушки, – спасу себя сама.

Поэтому я продолжаю высиживать на скучных совещаниях, в сотый раз изучая мироустройство «Стикса» и распорядок дня всех, кто имеет доступ к необходимым мне серверам, напоминая себе, что эти крохотные шаги тоже имеют вес. Я прошла слишком долгий путь, чтобы оказаться в этой точке, и отступать теперь просто бессмысленно и глупо. А еще у меня нет другого выхода, это мой последний шанс. Отмщение или смерть, ничего другого просто не осталось.

Уэйд, сидящий по другую сторону стола, достает из кармана свою фирменную лакричную палочку, и мой желудок сжимается от боли. Это не первый день, когда я пропускаю завтрак и обед, что в большинстве случаев вовсе не является проблемой, но что-то в том, с каким видом он ест эту гадость, всегда притягивает мое внимание. Не знаю, замечают ли остальные, но у меня почему-то складывается ощущение, что он даже не любит лакрицу, просто механически пережевывает ее, изредка теряя фокус и ехидный блеск во взгляде. В какой-то момент наблюдения меня осеняет – это вовсе не лакомство, а его якорь, то, что удерживает Уэйда в реальности, не давая фасаду рухнуть.

Сколько еще нас таких прямо сейчас в этой комнате притворяются нормальными?

Собрание продолжается, слайды на большом экране меняются, показывая разрушенный военный объект. Я снова концентрируюсь на экране компьютера, сопротивляясь желанию открыть одно из тех бесполезных видео в интернете, которые обычно смотрю, чтобы заглушить гул в черепе или отвлечься от скучной болтовни.

– Отлично, – наконец произносит Уэйд, лениво поднимаясь со своего места и похлопывая докладчика по плечу. – Линк, что у нас с тем парнем на нулевом этаже?

Несколько человек ерзают на своих местах, повисает тишина, мои руки гуляют по клавиатуре больше для вида, поэтому не сразу понимаю, что взгляд Линкольна направлен прямо на меня.

– Что? – спрашиваю, фиксируя легкий тик в его сжатой челюсти.

– Ты можешь идти, – коротко говорит он, явно намекая, что продолжение разговора не предназначено для моих ушей.

И если бы дело было в особой секретности, я без сопротивления отправилась бы к себе в кабинет или предприняла еще одну, скорее всего безрезультатную, попытку взломать его оставленный без присмотра компьютер. Но нулевой уровень, как я знаю, существует для того, чтобы ломать, допрашивать и пытать, что увеличивает мое желание взять предложение Линкольна и засунуть его ему в задницу.

– Могу я узнать почему? – с милой улыбкой спрашиваю, прекрасно зная, что его следующий ответ со стопроцентной вероятностью разозлит меня еще больше.