А до этого на монахов Лаодао напала саранча. Да не какая-нибудь, а черная яманская, быстрая, ядовитая и крайне опасная. Каждый должен был спасаться сам – братья не могли помочь в битве с мелкими жалящими насекомыми. Спасала лишь отличная реакция, хладнокровие, умение сосредоточиться, преодолеть боль и найти правильное решение. Несколько монахов в битве с саранчой погибли. В следующем рождении они должны будут стать воинами получше…

От сегодняшнего испытания можно было ждать чего угодно. Землетрясения и извержения вулкана. Нападения ифритов или обольстительных джиний, маскирующихся под простодушных селянок, заблудившихся в опасных джунглях и ждущих, что их защитят, обогреют и пожалеют. Говорили, что за сто с лишним лет до этого испытания джинии перебили едва ли не половину монахов, которые бросались помогать мнимым селянкам со всем пылом одиноких мужчин.

Настоятель и учителя хватались за голову: их ученики сами лезли в петлю, прекрасно осознавая, что это петля. Тщательно подавляемый инстинкт размножения вырывался на волю и брал верх над разумом и отточенными рефлексами. После этого в монастыре было введено несколько новых курсов подготовки и сублимации.

Мы вместе с братьями Эммануром, Колвисом, Брахратом, Джу и Хэнгом держали цепь, прикрывавшую южную стену монастыря. Я стоял между Брахратом и Джу. Конечно, я их не видел – они, как и я, затаились среди зарослей, – но знал примерное местоположение. А блестящий шлем Хэнга поблескивал на заросшем папоротником холме. Хэнг замыкал цепь с нашей стороны и поддерживал связь с восточной линией обороны.

Я лежал под кустом отцветающего жасмина. Мне очень нравится жасминовый запах, но убежище среди благоухающего куста я выбрал не поэтому. Жасмин хорошо защищал сверху: меня не было видно, и подкрасться по тонким стеблям, чтобы спрыгнуть мне на голову, никто крупнее воробья не мог. Внизу не было листьев и густой поросли, по крайней мере, на несколько метров заросли просматривались. И наконец сам запах. Собака или слон, конечно, найдут меня и здесь. Но для существ с более слабым обонянием запах жасмина мог заглушить человеческий.

Раздался третий удар гонга. Испытание началось. Но ничего не происходило.

Солнце поднималось все выше, на джунгли опускалась жара. В небе раздался грозный рокот. Он напомнил мне рев реактивного самолета, но, поскольку самолеты здесь не летали, я был склонен отнести этот звук к началу ранней грозы.

Я откатился в сторону от своей основной лежки и взглянул на небо. По нему проходила полоса, похожая на инверсионный след летательного аппарата. Но это могло быть и обычное облако. В любом случае самолету здесь сесть негде. Забавно будет, если с неба выбросили десант. Тогда стоит подготовиться к битве против солдат с огнестрельным оружием. Кому-кому, а мне не привыкать…

Вернувшись обратно под сень густого куста, я приготовил метательные звездочки. Они и так были недалеко, в нагрудном кармане балахона, но я взял одну в руки, а другую прикрепил к левому рукаву. Теперь стрелков можно встретить адекватным оружием.

Налетали порывы ветра. К запаху жасмина стал примешиваться обычный для джунглей запах прелого сена. Впрочем, обычный ли? Здесь сено пахнет совсем не так, как в среднерусских степях. Да и сена как такового нет – трава никогда не успевает высохнуть в такой срок и в таком количестве, чтобы ее можно было назвать ласковым словом «сено». Она гниет, ее едят многочисленные насекомые…

Непривычный запах и отсутствие явной угрозы мне сильно не нравились. Лежать под этим кустом и ждать своей участи – все равно что сидеть перед профессором Дуравко, внешне спокойным и даже поддакивающим, но уже рисующим в ведомости «неудовлетворительно».