– У тебя на лице все написано. А что, я все угадала? – с легким удивлением спросила она.

– Почти все.

– А что не угадала?

– Это не я ему звонил, а он мне.

– А-а… Ну, это мелочи. И что? Что-то изменилось?

– Не то, чтобы очень. Но мне на самом деле нужно срочно улетать.

– Я могу тебя довезти. Так будет быстрее. Ты согласен?

– Спрашиваешь.

– У тебя все вещи с собой?

– Да, только одна сумка.

– Тогда, поехали.

Они быстро оделись и побежали к автостоянке, на которой Сюзанна оставила свою машину.

Для женщины она была первоклассным водителем. Уверенно управляя своим Хёндаем, она неслась по автостраде, а Канни, сидя рядом, с грустью думал о том, что через сорок пять минут они прибудут в аэропорт, и расстанутся, возможно, навсегда.

– О чем думаешь? – спросила она.

– О том, что мы скоро расстанемся.

– Зачем об этом думать? Это же грустно.

– А о чем ещё думать?

– О чем-нибудь радостном.

– Например?

– Тебе было радостно со мной?

– Не то слово. Если честно, мне никогда в жизни не было так радостно.

Она расплылась в улыбке.

– Ну, вот об этом и думай.

– Так, мы же расстаёмся? – не понял он, к чему она клонит.

– Да, но, если ты будешь об этом думать, твои воспоминания обо мне будут омрачены грустью расставания. А если ты будешь думать о том, как нам было радостно вдвоём, все твои воспоминания обо мне будут радостными.

– Я не совсем понимаю твою логику.

– Она женская, Костя. Её не понять мужчине.

– Ну, я хотя бы попробую.

– Смотри. Постараюсь объяснить ход своих мыслей. В жизни в любом случае происходит много грустного. Никому из нас не нравится грустить. Чем больше мы думаем о грустном, тем больше времени мы пребываем в этих нежелательных эмоциях. Хорошего в этом ничего нет. Нам это не нравится. Так зачем мы тогда тратим на грусть больше времени, чем она длится по факту? А радостные моменты нам нравятся, и часто нам радости в жизни не хватает. Так, почему бы нам не продлить эту радость, больше вспоминая и размышляя о ней? А поскольку мы сами решаем, о чем нам думать, то насколько в нашей жизни много печали или радости зависит только от нашего решения. Вывод, когда мы проходим неизбежную житейскую грусть, мы можем как можно больше думать о чем-нибудь радостном и таким образом сделать грусть меньше. Поэтому, поскольку наше расставание все равно неизбежно, то по крайней мере мы можем сократить этот грустный момент, не думая о нем до последнего мгновения, и больше вспоминая весь тот позитив, который мы пережили друг с другом. У меня получилось объяснить свою логику?

– Гениально! – только и сумел произнести Канни, восхищаясь простотой столь глубокой мысли. – Ты сама это придумала?

– Ну, не то, чтобы совсем сама. Это была философия жизни моего отца. Он был очень жизнерадостным человеком.

– Ты сказала, «был»?

– Да, его уже нет в живых. Он умер три года назад в возрасте восьмидесяти шести лет в полном здравии и при ясном рассудке.

Она сказала это достаточно легко, в её голосе почти не было слышно печали утраты.

– Ты об этом так спокойно говоришь?

– О чего об этом печалиться? Когда я думаю о нем, я стараюсь больше думать о тех радостных моментах, которые мы переживали вместе. Он так учил, и он так заповедал нам относиться к его смерти. К тому же, он верил, что смерть, это всего лишь переход в мир иной. Здесь ушёл, там пришёл, вот и все. Он всегда мне говорил, что мы с ним ещё встретимся в вечности, а значит и печалиться о разлуке нет смысла.

– Такому отцу можно позавидовать.

– А у тебя, …какой был отец?

Канни опустил голову:

– Я не помню своего отца. Мать помню, а отца нет.

– Мать тебя воспитывала одна?