Полина сузила глаза, словно сама была согласна с мужчинами, находя в этом тоже что-то забавное.

– Спасибо, но я предпочту отказаться. Я буду курировать их работу, как и прежде. Тем более я буду не так и нужна после того, как распределю для них окончательно все задания.

– Лена, Валерий Максимович мне четко дал понять, что без вас ребята каши не сварят. – Я чувствовала ее напор каждой клеточкой, ее каждое слово, сдобренное улыбкой, несло в себе силу, и я невольно отодвинулась. Надеюсь, что она не обратит на это внимания.

– Я не отказываюсь от проекта, просто не вижу смысла моего постоянного присутствия. – Дежурная улыбка так и приклеилась к моему лицу. – Здесь. – Слово сорвалось с губ будто само собой.

Суворова повернулась ко мне всем корпусом, положив один локоть на стол, а другой на спинку стула. Ткань на ее груди натянулась до треска, и со стороны ребят послышался странный шум.

– Лена, а давайте откровенно? – Она пытливо вглядывалась в мои глаза, и я кивнула. – Мне крайне важен этот проект. Крайне… И я бы не хотела, чтобы информация о нем просочилась…

– Я подписывала документы о неразглашении. – Ее слова неприятно меня кольнули.

– Не сомневаюсь в вашей компетенции, равно как и в своих врагах. – Она взяла многозначительную паузу, после которой заставила себя говорить дальнейшее: – Я прошу вас войти в наше положение.

Просить она явно не привыкла, казалось, даже язык ее не слушался, и она произнесла фразу так, словно была иностранкой.

Но как бы ей ни тяжело далась просьба, я не намерена была жить в чужом доме, как подразумевали условия этой сделки.

– И я вхожу, – кивнула я, мягко подводя к нужному результату. – И все организую в лучшем виде так, что вы не почувствуете разницы.

– А если вас поймают, будут пытать, а потом выкинут в кювет из-за этих документов, почувствуете? – каждое слово было окрашено таким гневом и раздражением, что я вжалась в спинку стула и с удивлением смотрела на заострившееся от возмущения лицо девушки. Ребята охнули и затихли, проникнувшись положением вещей, а я не собиралась быть испуганным воробышком:

– А об этой малости вы не предупреждали.

Словно выдохнув злость, Полина пояснила:

– Мы сами о ней не знали. Думали, что проведем все тихо и спокойно, но нам не дают. Поэтому вы все здесь не только из-за заказа, но и из-за того, что можете пострадать во время работы над проектом.

– А какие гарантии, что мы не пострадаем после? – выкрикнул Вова.

– Никаких, – отрезала Полина. – Вас может сбить машина, подкосить болезнь. Вот только не из-за этого проекта.

И, видя бездну сомнения в моих глазах, она заверила:

– Вы уже убедились, что никто не обладает всеми сведениями, ведь так? – Дождавшись моего «да», она продолжила: – И наши враги об этом прекрасно знают. Их единственная надежда – перехватить документы. Или звено, которое ведет работу. Понимаете меня, Лена?

Я понимала… Я понимала, в какую попу попала…

Чувствовать себя загнанной в угол мне не нравилось никогда, но сейчас – особенно. Я готова была прямо на глазах госпожи Суворовой сжечь весь гонорар, который принес один из мужчин, чтобы сдобрить бочку дегтя.

Да-да, именно так, а вот те многочисленные купюры, что сейчас лежали в чемодане на столе, были лишь ложкой меда. А мед я с детства ненавидела.

Теперь этот заказ казался мне удавкой на шее. Уже было неинтересно, что же за тайны они с таким рвением охраняют, кто они сами и кто их враги. Мне была интересна только моя безопасность.

Моя жизнь последние несколько дней напоминала фильм, вот только с жанром я так еще и не определилась. Оставалось только уповать на судьбу, что она не приготовила мне ужастик или триллер. Будь моя воля, я бы заказала романтическую комедию. С оборотнем даже, для разнообразия. А то мой газетный «друг» куда-то пропал…