Вскрик боли привлек мое внимание, оттесняя грустные мысли. Одна из девушек, кажется ее звали Лола, корчилась на полу, держась за лодыжку. Остальные танцовщицы уже столпились вокруг нее, и кто только как себя не вел, проявляя истинную сущность. Кто-то смотрел равнодушно на ее страдания, другие сочувственно и пытались оказать хоть какую-то помощь, а были и такие, как Мальва с Сайкой, что стояли в сторонке и тихо перешептывались, бросая на беднягу косые взгляды.

Я приблизилась к танцовщицам, и они расступились, пропуская меня к Лоле. Странная реакция, я же не врач, лишь не хочу оставаться равнодушной к чужой беде. Присела рядом с девушкой и сказала:

– Покажи ногу.

Она повела себя еще более странно, даже плакать перестала, а уставилась на меня злым взглядом.

– Отойди! Без тебя тошно, не видишь? Дополнительные проблемы мне не нужны, – дернулась и снова заплакала, видно, ногу прострелила резкая боль.

И снова я наткнулась на грустный взгляд Стеллы. Она не сказала ни слова и даже не попыталась ко мне приблизиться, лишь смотрела на меня так, словно видит в последний раз. Я тоже не стала к ней приставать. Зачем? В душе поселилось какое-то отупение.

Отойдя от группы, я вновь уселась возле стены и закрыла глаза. Не хотят моей помощи, не надо. Мне и кроме этого есть о чем подумать.

Кто-то сходил за мадам, и бедняжке, подвернувшей ногу, еще и влетело. Мол, растяпа она невнимательная, неуклюжая корова и все в таком духе. Да уж, деликатностью наша мадам не страдала. Девушку увели, а нам мадам велела построиться вдоль стены. Сама она опустилась в единственное в этой комнате кресло и вальяжно развалилась в нем. Вызывая девушек к себе по одной, она какое-то время тихо беседовала с каждой, а потом отпускала их восвояси. Конечно же, до меня очередь дошла последней.

– Подойди, – велела мадам. Я пыталась определить, как прозвучал ее голос, но не поняла. Вроде, злобы в нем не было, презрения тоже, как и теплоты. Наверное, он прозвучал никак, равнодушно.

Приблизившись к мадам Виолетте я какое-то время стояла и ждала, когда она соизволит заговорить. Смотреть на меня не собирались. Вместо этого мадам предпочла разглядывать себя в зеркале.

– Отныне ты изгой, – спокойно произнесла она. – Ни девушки с тобой, ни ты с ними общаться не должны. Все поручения ты будешь получать от меня лично. Столоваться с этой минуты станешь отдельно от всех. На занятия будешь ходить как и раньше, но сидеть и стоять будешь в стороне. По вечерам будешь заниматься дополнительной работой, какой, скажу позже.

– Это все? – уточнила я.

Ее я не боялась. И даже не злилась на мадам. Мне было все равно. Что бы она не придумала, как бы еще не захотела меня унизить, я не сдамся, даже если придется умереть. Хотелось верить в скорый побег и что смогу протянуть до него.

– Нет, не все, – отчеканила мадам, по-прежнему не глядя на меня. – Тебя выбрали трое для приватного танца, – выдала она, и я чуть не упала, испытав мгновенную слабость в ногах. – Сейчас ты переселишься в другую комнату, а потом тебя подготовят к первой встрече.

Новые апартаменты мне даже не дали рассмотреть как следует. Стоило только войти туда и скинуть немногочисленные вещи на кровать, как за мной пришли две банщицы, как узнала позже. Этих девушек я раньше не встречала. Обе смуглые коренастые, в белоснежных коротеньких халатиках, они были чем-то похожи между собой и, как выяснилось, совершенно глухонемые.

Я даже не догадывалась, что есть еще и подземный этаж. На него вела та дверь, что постоянно оказывалась запертой, когда бы я в нее не ломилась. Одна из девушек отперла ее ключом, и меня повели по винтовой лестнице.