В связи с таким развитием событий командование базы стало предпринимать дополнительные усилия по укреплению обороны города.

Сводный сухопутный отряд было решено развернуть в полк. Береговые инженеры базы Павлов, Цигуров, Каменецкий, Лепехин и Еремин составили схему размещения баррикад в городе и стали готовиться к их строительству. Были взяты на учет все воинские подразделения, расположенные в городе, и стал готовиться план обороны города «на ближайших рубежах» с учетом имеющихся сил. В штабе базы готовили сухопутные карты, планшеты и таблицы для ведения огня.

Также было решено укрепить подходы к береговым батареям, установив проволочные заграждения и минные поля.

Оборона города силами базы предполагала активное использование береговых батарей, но при этом наличных сил могло не хватить даже для их удержания. В связи с этим Жуков запросил командование флота: если придется при отходе подрывать батареи, следует ли подрывать и бетонные блоки, имея в виду восстановление батарей в будущем?

Октябрьский, не рискнув принять решения по вопросу, в котором любое неверное указание могло быть истолковано как вредительство, запросил главморштаб, который доложил о запросе Кузнецову. Слово «отход» в те дни действовало на Кузнецова, как красная тряпка на быка, и воспринималось совершенно однозначно.

Командование Черноморским флотом получило 4 августа директиву № 3/294 о задачах флота при обороне Одессы и телеграмму, поясняющую ее содержание. В телеграмме, общий смысл которой сводился к установке «Стоять насмерть!», настолько категорично подчеркивалось, что пока батареи не будут разрушены противником, ни о каком их оставлении не может идти речь, что Октябрьский на этот раз не стал ее дублировать, а просто переслал в Одессу.

Но такое положение продержалось недолго. Уже на следующий день в штаб базы пришла очередная телеграмма Октябрьского, в которой он по указанию наркома приказывал Жукову «для выполнения задач по обороне Одессы иметь тесную связь с сухопутным командованием по вопросам артподдержки наших войск кораблями и береговыми батареями; войска необходимо поддерживать до последнего снаряда; в случае окружения Одессы нашим войскам будет организована поддержка огнем флота и организовано их питание морем; если наших войск под Одессой не окажется, Одесской базе противостоять врагу самостоятельно. Для обороны Одессы будут назначаться корабли флота до крейсеров включительно».

Вопрос о возможности использования кораблей Черноморского флота для обороны города был по существу решен Кузнецовым еще 3 августа изданием директивы № 402ш «О возможности использования кораблей ЧФ в обороне Одессы», но командующий Черноморским флотом несколько промедлил с принятием решения по этому вопросу, очевидно, ожидая дальнейшего развития событий.

Но вопрос о том, кто все-таки будет оборонять Одессу, так и не был решен окончательно. Поэтому решение о подготовке базы к защите города по двум вариантам по-прежнему оставалось в силе. В базе формировались уже не один, а два морских полка, в которые, кроме добровольцев с кораблей, батарей и учреждений базы, была включена и часть личного состава штаба, политотдела, тыла и служб базы.

Вооружить такое количество бойцов базе, не имевшей собственных запасов стрелкового оружия, было сложно. Подавляющее число винтовок было взято с кораблей и служб базы и некоторая часть – с батарей. В штабе базы для его охраны было оставлено всего 7 винтовок. Личное оружие офицеров штаба базы было передано офицерам 1-го морского полка, многие из которых были назначены с учебных и тыловых должностей и вообще не были вооружены. Но всего собранного в базе оружия хватило только на то, чтобы вооружить 1-й морской полк. Для вооружения 2-го полка оружия не нашлось ни в Одесской военно-морской базе, ни в Приморской армии, и его пришлось запрашивать у командующего флотом. Ни о каком тяжелом вооружении и средствах усиления речь, конечно, идти не могла. В этом отношении полкам и батальонам морской пехоты, формировавшимся позже в Севастополе и Новороссийске, повезло значительно больше.