Крикунов и бузотёров штрафанули, но решили народ не дразнить. Во избежание эксцессов, лесовозам было велено ездить по ночам. Двигались будто на цыпочках, даже мотор приглушали. Ещё вот разрешили собирать валежник.

Венька по такому делу поехал в город экипироваться. Купил лёгонькую, на шесть килограмм, китайскую бензопилу «Чемпион». Пока придирчиво выбирал, продавца довёл до белого каления. На рынке справил новые большие, мягкие валенки-самокатки. Там ещё висели рыбацкие толстые зимние костюмы. Облачился – чуть не помер со смеху. Телепузик кудрявый. В таком сопреешь бегать с пилой по сугробам. Это рыбаки сидят сиднем, как мешки с картошкой. Ладно, пока сойдёт старенькая телогреечка.

Покупки обмыл с друзьями в закутке на ферме. Все трое выпили, синхронно перекосились, передёрнулись с отвращением, трижды выдохнули в рукав: «Фух, фух, фух». Это вместо закуски.

– Бумагу выправи в лесхозе, – посоветовали ему.

Венька возмутился. Какая ещё бумага? Пускай глаза разуют: трухлявое дерево не отличат от сырого?

– Не психуй, Вениамин. Без бумажки ты кто? Правильно: какашка.

В лесхозе секретарша провела Веньку к начальнику. Хорошенькая до невозможности, будто вырезана из модной картинки. Где надо – тоненькая, в нужных местах – кругленькая.

А гонору-то, гонору, нос в потолок! Будто её после завтрака забросили на грешную землю из параллельной Вселенной. Венька шёл за нею, подражая её походке. Изо всех сил крутил-вилял задом в толстых непромокаемых штанах: туда-сюда, туда-сюда. Болонья свистела на всю приёмную: вжих, вжих. Несколько мужиков на стульчиках тоже ждали решения своих вопросов, с одобрением фыркнули. Уж этот Венька, не может без хохмы.

Директор лесхоза сидел за столом, наодеколоненный, болезненный, с тонкими бледными пальцами. Такими пальцами на пианино брямкать. Объяснил, что никакой бумаги не требуется. Главное: валежник пилить можно, а сухостой ни-ни. Валежник от слова «валяться», «поваленный». А сухостой – от слова «стоять». И не трогать пеньки. Пень – это вещдок. Остановит патруль, вернёт на место происшествия – как будешь доказывать?

Венька удивился подозрительности и недалёкости начальства:

– Дык у нас пол-леса сухостоя, чё не трогать? Пожары из-за него каждый год страшенные. Людям по грибы не продраться. А я знаешь что? (Он всем говорил «ты»). Я на телефон сфоткаю, что дерево мёртвое, мертвей не бывает, – предложил Венька.

– Закон есть закон, – отказался от щедрого Венькиного предложения директор. – И пожалуйста, после себя ветки прибирайте, чтобы всё культурно.

– Я насчёт оплаты труда, – вспомнил в дверях Венька. – Я узнавал: в городе спил дерева стоит пять тыщ. Я на тыщу согласен. Бензин там, амортизация. Ну, как раньше лесникам за очистку леса платили.

– Какая оплата труда? – искренне не поняли его. – Государство разрешает гражданам собирать валежник абсолютно бесплатно.

Ему про Фому, а он про Ерёму. Они говорили на разных языках. Как глухие: «Федот, айда сено копнить». – «Спасибо, я уже покушал». Государство-скряга тряслось как паралитик над копейкой. Эх, пролетел Венька с деньгами. А суммочка аккуратная, аппетитная вырисовывалась, кругленькая. Как попка у секретарши.

Та, легка на помине, в приёмной одним пальчиком тюкала по клавиатуре. Тянула в телефон:

– Ну не зна-аю… Не-ет, только не к абхазам. Проходу не даю-ют, в шортиках выйти невозможно. Сразу думают, я такая, а я не така-ая. В Турцию? Ну не зна-аю… Ксюшка летала в шопинг-тур, вроде ничего.

Венька за дверями натягивал вязаную шапчонку на тугие золотые кудри. Хотелось подслушать, куда соберётся секретарша. За границей он сам ни разу не бывал, хотя передачи всякие про путешествия любил. Когда смотрел – вскакивал, в возбуждении мерил избу шагами, иногда подпрыгивал, касаясь рукой потолка. Ему переставало хватать движения, порывистости, простора, воздуха. Хотелось очутиться одновременно и там, и там, и тут.