За всё то время, что мы с Изабель были вместе, я проникся к ней безграничным доверием и ещё каким-то чувством, очень похожим на земную любовь. Я осознавал, что присутствие ангела необходимо мне как воздух, что её мелодичный напев тревожит мой слух наслаждением, что я готов на многое, лишь бы вновь ощутить то прикосновение её тонких рук, которое, как я считал, мне действительно не показалось. Если в другие разы, когда она брала меня за руки либо прикасалась ладонью к моему плечу, я просто осознавал, что она это делает, но не испытывал никаких ощущений, то тогда, в деревне…. Я словно опять почувствовал тепло её ладоней, ощутил бархат её кожи…. И я жаждал ещё раз испытать подобное!

– Я готов, Изабель, – собственный голос показался мне чужим. Неужели это всё происходит со мной на самом деле? Или же это всего лишь затянувшийся сон…?

– Закрой глаза, Марк….

– Господи, ну куда же запропастился этот сорванец? – женщина вытерла тыльной стороной ладони капельки пота, выступившие на лбу от тяжёлой работы вкупе с вечерней духотой, и отставила грабли в сторону. – То целый день проходу не даёт, то наоборот – не дозовёшься….

Склонившись к земле, она легко подхватила корзину, наполненную собранной после прополки травой, и неспешно двинулась в дальний угол двора. Шёпот ветра почти заглушил её ворчание, но даже сейчас можно было понять, что ругань не несёт в себе полноценной злости, и в каждое слово вложена частичка материнской любви.

Высыпав траву на заднем дворе и повесив освободившуюся корзину на дверцу сарая, женщина вытерла руки передником и, чему-то улыбаясь, направилась к калитке. Застыв подле добротно сбитой изгороди и приложив руку ко лбу, она долго всматривалась в распростёртое за дорогой поле. Высокие, налитые жизнью колосья тянулись почти к самому горизонту, лёгкий тёплый ветерок, будто играя, ласково пробегал по трепетной поверхности золотого моря. Присмотревшись, она заметила, как в одном месте верхушки тяжёлых колосьев склоняются вопреки направлению ветра, словно кто-то плывёт в золоте, пуская короткие волны в разные стороны. Счастливая улыбка озарила её лицо, и, сложив руки лодочкой, она крикнула в импровизированный рупор:

– Рауль, вернись…! Вернись немедленно, Рауль…!

Порыв ветра донёс до её слуха беззаботный детский смех. Уловив его звук, женщина вновь заулыбалась, и смахнула с ресниц вдруг выступившую слезу. Развернувшись, молча направилась в дом, готовить ужин.

Примерно через час с улицы раздалось громкое ржанье лошади. Выбежав на крыльцо, она увидела отворявшего ворота мужа. Он вёл на поводу их кормилицу – белогривую Долли, на широкой спине которой со счастливой улыбкой восседал недавний беглец.

– Рауль, как тебе не стыдно…, – попыталась отчитать маленького негодника хозяйка, но её голос задрожал от умиления.

– Не злись, Мария, – мужчина легко снял с лошади мальчика и, поставив на землю, положил тяжёлую руку ему на плечо. – Рауль ко мне прибежал, на ужин позвать. Вот мы и пришли….

Мужчина ласково потрепал непослушные светлые волосы довольного собой мальчишки и повёл лошадь в стойло. Рауль тем временем, смущённо улыбаясь, приблизился к женщине и ткнулся лицом в передник.

– Не ругайся, мама, – заканючил он жалобным голоском. – Я хотел тебе сюрприз сделать….

– Молодец, сынок. Тебе это удалось. Но впредь – будь добр – без моего разрешения со двора ни ногой. Хорошо?

Она склонилась и поцеловала мальчика в лоб, машинально отерев рукой грязную щеку.

– Ну-ка, быстро умываться и за стол. Сейчас ужинать будем…. Роже, ты скоро?

– Уже иду, – донёсся из глубины двора голос мужа….