– Это так жутко, что ты ничего не помнишь, – через некоторое время прошептал Эрик, открывая глаза и поворачиваясь к Олесе, на бок. Она лежала рядом с ним, пальцами теребила край одеяла, а взгляд был устремлен в потолок.

– Мои воспоминания – это то, что я слышала от тебя. В голове ничего. Пусто. Будто я только что родилась и даже не жила. Вот сколько мне лет? Я даже этого не знаю, ничего не знаю, Эрик. – В ее глазах он увидел слезы, и это было больно, но еще больнее то, как она назвала его. Как же Эрику хотелось, чтобы Олеся узнала его настоящее имя. Чтобы шептала его, когда он целовал ее, обнимал. Чтобы звала, когда нуждалась в его помощи. Чтобы просто знала его. Но это было так опасно, что он продолжал называть себя Эриком. Ее принцем. Свое настоящее имя он выбросил из собственной памяти вплоть до того момента, пока Олеся сама не полюбит его. Так же сильно, как любил ее он.

– Я пытаюсь помочь всем, чем могу, – ответил Эрик. – Тебе двадцать один. Ты родилась двадцать шестого февраля, но отмечать этот день как-то по-особенному никогда не любила. Всегда считала день рождения наитупейшим праздником. Мы все лишь приближаемся на год к собственной смерти. Так ты обычно говорила.

Эрик нагло обманул ее для собственной безопасности и для того, чтобы она не вспомнила настоящую дату дня рождения – двадцать четвертое апреля. Единственное, что волновало сейчас, – а какое число написали в новом паспорте, который он сделал для нее этим утром? Эрик точно помнил, что там тоже был февраль, но какое именно число?

И Олеся правда не любила день рождения. Но не по той причине, которую назвал Эрик. Просто не любила. И все. Точка. Никаких объяснений она не давала. Никогда.

– Я чем-то занимаюсь именно в этом городе? – получив ответ, Олеся кивнула и постаралась запомнить собственный день рождения.

«Двадцать шестое февраля, зима. Ничего сложного, Олеся, правда же?»

– Ты хотела найти работу. Какую-нибудь, где не нужно образование, – ответил он, задумавшись. – Ты так и не смогла никуда поступить. Сначала из-за болезни матери все время боялась оставить ее одну, а потом не было денег. Все ушло на лекарства, а потом на похороны.

Слушая все это, Олеся не чувствовала скорби и боли. Сейчас ей говорили о болезни и смерти собственной матери, но внутри ничего, кроме понимания, не было. Олеся не помнила женщину, родившую ее, ни имени, ни внешности, ни голоса. Не помнила, как та называла дочь, как желала спокойной ночи. Как любила…

Ничего.

– Мне казалось, что образование важно, – тихо пробормотала Олеся.

– Так и есть, но твои обстоятельства не позволяли никуда поступить. Ты заботилась о матери, пусть ей и не нужна была твоя забота. А я слишком поздно смог обеспечивать нас двоих так, чтобы ты смогла учиться и не беспокоиться о деньгах. Прости.

– А ты? Ты где-то учился? – постаралась она перевести тему, взглянув в его глаза.

– Да, в колледже. В техническом, но как-то не срослось, и я работал барменом в клубах. Зарабатывал неплохо, и нам хватало.

– Работал? А сейчас?

– Сейчас ничего не нашел еще. Со всем этим не было времени, – вздохнул.

– Прости, что принесла столько беспокойства.

– Все в порядке, – отмахнулся Эрик, двигаясь ближе к ней. Он лег на бок, повернувшись лицом к Олесе. – Ты не виновата. Ты ни в чем не виновата, Олеся.

Эрик ничего не делал, лишь лежал рядом с ней, но уже от этого Олесе было не по себе. Она чувствовала легкий дискомфорт и страх, но убеждала себя, что ничего страшного не произойдет. Он не незнакомец, а тот, кто безумно любил ее.

«Это же твой парень, глупышка, он не обидит тебя!»