– Так что же за один раз можно сделать у стоматолога? – простонала старая дева.

– Это всё мирские! – затрещала пасторша.– Всё им подавай на халяву!

Ха, а кто зазывал?

– В Москве нет протестантских церквей, только православные! – с ненавистью кричала пасторша. – Все миссии – в области!

Пастор как раз гнал по тёмному подмосковному лесу, где сверкали белые, страдальчески изогнутые тела берёз.

Вику укачало уже почти до рвоты. Господи, ну когда они только приедут!

– А вот здесь живут наши Миша и Лариса! – объявил пастор.

– А что же они от нас уехали, они же раньше в Каустике жили? – заверещала пасторша.

– Они сочли, что там вредно, на них дул ветер с химзавода. Но они продали квартиру и уезжают в Геленджик. Они всегда хотели иметь дом на берегу моря.

– Вика сейчас выйдет? – вдруг спросила старая дева.

– Нет, Вика выйдет с нами! – гордо объявила проповедник Лиза.

– А я думала…

Пастор увидел «Магнит» и разразился проповедью:

– Его создал бедный человек и разбогател на нём!

Стали вспоминать свою среднеазиатскую молодость и промышленность. В Каустике продолжала действовать шелкоткацкая фабрика.

– На гербе Каустика – ножницы! – заявил пастор.

– Нет, это – нить! – взорвалась Вика. – Символ ткацкого производства. Я сама читала описание герба 1975 года!

– Нет, ножницы! – с азиатским превосходством над неполноценной женщиной заревел пастор.

Перешли к шёлковому делу. Пастор с женой всё также безапелляционно уверяли, что в цехах фабрики раньше выращивали шелковичных червей, как в их Средней Азии, хотя здесь просто использовали синтетическое волокно для парашютного шёлка. Было невозможно слушать весь этот бред, но и возразить не давали.

Так они доехали до особняка миссии. Вика отказалась от чая и вызвала такси.

Вечерняя молитва

– Эй, хозяин, а сколько ты платишь за это бунгало?

По-моему, его забыли достроить!

– А где здесь кондиционер?

– Три года здесь?!!

– Мой совет – меняй туроператора!

(Из рекламы;

Шоколадки в гостях у Робинзона Крузо).

После ныряний из жары в холод Вика простудилась. Нет, температуры не было, но от насморка всё распухло. Вика, как представитель нетрадиционной медицины, лечилась не дорогими лекарствами на парацетамоле, от которых может быть кома и апластическая анемия, а флакончиком эвкалиптового масла.

В четверг проводилась вечерняя молитва. Вику не интересовала церковь, но нравилась проповедник Лиза. Она позвонила и спросила:

– Тебе нужны кабачки для церкви? А то у меня много, и я их не люблю!

– Давай! – обрадовалась проповедник Лиза. – Только заверни их в газетку, чтобы они не замёрзли. Мы их с Зулей засолим, а в воскресенье приготовим!

Морозы держались со вторника, как они ездили во «Врата овец».

В Миссионерском центре была младшая сестра Лизы Аня, тоже проповедник, только в церкви на другом конце Москвы. Сейчас она торчала в гостевых комнатах всем семейством: с мужем, сыном, снохой и внуком.

В церкви у проповедницы Лизы был свой маленький бизнес. Она сдавала комнаты. В её распоряжении, как администратора, был весь второй этаж, подвал и ветхий домик во дворе. Её старшие дочери-хабалки называли его «домиком для прислуги», а особняк церкви – «господским домом».

Зуля и Хамит из прославления занимали второй этаж с отдельным входом и платили десять тысяч в месяц. «Бунгало» Баркита стоило пятнадцать тысяч, но было поделено на три доли. У Баркита не всегда бывала даже такая сумма, и проповедник Лиза, обычно такая мягкая, всегда разговаривала с ним по этому поводу очень жёстко.

И с Оливии, своей «воспитанницы» с Северного Кавказа, которая приехала погостить в промежутке между вахтами на стройке, Лиза тоже ничего не брала.