– Теперь можешь задавать свои вопросы, – улыбнулась бабушка и встала.

– Почему ты никогда не говорила, что умеешь гадать на картах? Насколько я помню, ты отрицаешь всё это.

Она сноровисто насыпала молотый кофе в турку и, залив водой, поднесла к огню.

– Видишь ли, – начала она, не прекращая своей деятельности, – я многого не говорила о себе ни Марине, ни тебе по множеству причин. Их я объясню, но не сейчас. Просто поверь, есть причины не всё рассказывать. Я умею гадать с детства, но не брала в руки гадательных штук более сорока лет.

– А почему сегодня взяла?

– Не могу сказать. Порыв, уверенность, что именно так нужно поступить. Тебе ведь знакомо это чувство?

Я кивнула. Булик поставила на стол две чашечки кофе и вынула блюдце с сухофруктами.

– И что сказали карты? – продолжила я расспросы.

Бабушка улыбнулась:

– Ничего такого, о чём бы я не догадывалась.

Мы молча пили кофе, заедая сухими фруктами. Потом я поднялась к себе и с мстительным ажиотажем принялась «украшать» свою спальню. Не верю, что в моё отсутствие мама не пойдёт проверять, в каких условиях я обитаю.

На дверцу шкафа я вывесила старый раздобытый не очень честным способом плакат, на котором сверху красными буквами было написано: «НЕ ПРОХОДИ МИМО! ОКАЖИ ПЕРВУЮ ПОМОЩЬ», ниже располагались четыре ужасающе правдоподобных рисунка. На первом снежная целина, на белом полотне чистого снега лежал мужчина с обмороженным лицом и руками. Всеми способами неизвестный художник выделил полученные бедолагой травмы. Следующий рисунок содержал в себе морской пляж. Вода переливалась белыми барашками волн и накатывала на берег, а на жёлтом песке лежал утопленник. Несчастный был жив и пытался выкашлять воду, но без посторонней помощи ему было очень тяжело. Следующий рисунок представлял собой пепелище, на котором лежал полуобгоревший, но живой человек. Последний пейзаж демонстрировал стройку и мужика со сломанной ногой и рукой. Из ран торчали во все стороны кости и брызгала кровь.

Я фыркнула, закрепляя нижние углы плаката. Даже при осколочном переломе кости не могут так торчать.

На магнитную доску вернулась схема кишечника, а над кроватью я прикрепила несколько листочков с правилами оказания первой помощи, рекомендациями по уходу за лежачими больными и схему мионеврального синапса. На стол стопочкой сложила справочники по медицине.

Я собираюсь стать медиком, и пусть маменька это видит.

Ближе к одиннадцати бабуля позвала есть. Я с ужасающим грохотом скатилась с лестницы почти под ноги маме.

– Ника? Почему ты так спускаешься? Это небезопасно.

– Мамусик! – завопила я так, что у самой заложило уши. – Доброе утро! Буличка, я бегу кушать!

И вихрь по имени Ника влетел прямо бабушке в руки. Зачем я так вызывающе себя вела, затрудняюсь сказать даже спустя довольно много времени. Ну, вот захотелось мне повыделываться.

За завтраком я вела себя нарочито правильно. Ела омлет ножом и вилкой, церемонно пила кофе, оттопырив мизинчик. Булик созерцала это безобразие с невозмутимым лицом, мама благосклонно улыбалась. Подожди, в моей спальне тебя ждёт сюрприз.

После завтрака я помчалась в училище подстреленной козой. Из-за моего выкаблучивания я сильно задержалась, и теперь приходилось шевелить ногами, чтобы не опоздать.

Пары прошли как по маслу. Нас постоянно срывали к куратору то по одному, то всей группой разом. Мне в один из перерывов пришлось нестись в соседствующую с училищем больницу и брать документы для практики повторно, кто-то там в учебной части их потерял.

– А надо со всеми вместе идти, а не блатом фигурять, – бурчала куратор.

Усилием воли я проглотила фразу «стадом ходим – стадом какаем» – и пошла на лекцию.