– Нет, это и в самом деле слишком! – В гостиной за ее спиной сидели одни женщины. Из проигрывателя неслись громкие звуки корневого ньюорлеанского блюза.

– Можно войти?

– Конечно, дорогуша.

Он пошел за ней внутрь. Три женщины, все в мужских рубашках и брюках, спокойно смотрели на него.

– Верн, это Бобби, Берт и Терри.

Они кивнули, не открывая рта.

Верн повернулся к Тедди.

– Я просто подумал, заскочу ненадолго. Может, я лучше в другой раз зайду. Не хочу…

– Давай пальто. – Она пошла в спальню, он за ней.

– Мы могли бы поговорить в другое время, – начал Верн.

– Это просто девушки из нашего дома. Ты никому здесь не помешаешь. – Она повесила его пальто. – Долго они не останутся.

– Но я не хочу…

– Не волнуйся. – Она взяла его за руку, и, когда они вернулись в гостиную, она его вела. Пальцы у нее были твердые и сильные. Тем временем женщины в гостиной уже встали и собрались у входной двери.

– Мы пойдем. Зайдем в другой раз. – Они открыли дверь. – Рады были познакомиться, мистер.

– Не уходите из-за меня, – промямлил он. Но они уже закрывали дверь с другой стороны. – Жаль, что из-за меня они ушли.

– Все в порядке. – Тедди начала собирать стаканы по комнате. – Что будешь пить? Как насчет «Джона Джеймисона»?

– «Джон Джеймисон» – это отлично. – Он сел на кушетку. Проигрыватель все еще играл блюз. Он узнал глубокий, хриплый голос Бесси Смит. Расслабившись, он откинулся на спинку кушетки, положил голову. В комнате было тепло и пахло женщинами. Скоро Тедди вернулась с двумя стаканами. Один поставила рядом с ним, сама села у проигрывателя на пол.

– Спасибо, – сказал Верн, беря стакан. Тот был холодный и влажный. Он сделал глоток и прикрыл глаза. Жидкость обожгла ему горло и легкие, удивительно, сколько в ней было жизни. Если бы эликсир жизни существовал, то это наверняка был бы виски.

Он вздохнул.

– Ну, как?

– Прекрасно. – Потом спросил: – Ты удивилась, когда увидела меня?

– Нет. Не очень. Ты легко нашел мой дом?

– Без проблем. – Он оглядел комнату. В ней прибирали. Бутылки и одежда исчезли. Пепельницы были пусты. – На этот раз твоя комната выглядит куда лучше.

– Тогда она тебе не очень понравилась.

Верн криво усмехнулся.

– В тот вечер мне вообще ничего не нравилось.

– Не думай, что я буду извиняться.

– Забудь. – Они помолчали, слушая музыку. Наконец пластинка кончилась.

– Хочешь послушать что-нибудь?

Верн поставил стакан и подошел к шкафу. Присев на корточки и чуть наклонив голову, он стал рассматривать конверты.

– Как насчет Баха, флейта со струнными? – Он вытащил пластинку. – Давненько я его не слушал.

– Ставь.

Он осторожно сменил пластинку. Через несколько мгновений размеренные аккорды коротких торжественных танцев наполнили комнату. Верн вернулся на свое место, к стакану.

– Прекрасно. Просто прекрасно.

– Ты давно знаком с Доном? – спросила Тедди.

– Пару лет, наверное. А что?

– Так, интересно.

– Мы с ним нечасто видимся. Иногда он приходит ко мне на станцию. Пытается заставить меня ставить больше диксиленда в моих программах.

– Ясно.

– А ты что о нем думаешь?

– По-моему, он интеллектуальный простак.

Верн захохотал.

– Тебе не обязательно быть с ним.

– Знаю.

– Почему же тогда ты с ним?

Она пожала плечами.

– Дон славный мальчик. В некотором смысле.

– У него такой вид, как будто его заживо ест какой-то грибок.

– Дон знает интересные места. У всякого, с кем встречаешься, есть чему поучиться.

– Чему же ты научилась у него? Слушать заплесневелый джаз?

– В ньюорлеанском джазе он разбирается хорошо.

– Если бы это еще имело какое-то значение. Да ладно, забудем о нем.

Они продолжали слушать сюиту.

– Эта часть такая красивая, – сказала Тедди. – Помнишь, как сказано о ней у Хаксли в «Контрапункте»? Мне нравится этот пассаж.