Василевс не заметил не болезненного блеска глаз Йоргаса, не того, что он еле стоит на ногах. Никифор был взбешён поступком воина.

– Негодяй! – взревел он. – Напади на нас сейчас враги, ты чем бы оборонялся?

Йоргас потупил глаза.

– Ты, бросивший свой щит на дороге? Ты бы уже был убит.

Йоргас поднял на василевса глаза, полные ужаса.

– Что бы ты это запомнил, и никогда так не поступал, понесёшь наказание. Лохаг! Отстегать негодника розгами и отрезать нос.

Никифор резко развернулся и ушёл в шатёр, считая, что его приказ будет немедленно выполнен.

– Что ж, пойдём, – сказал Костас Йоргасу.

И они пошли к своему лоху.

– Что делать будем? – спросил Костас.

Йоргас приходился Костасу зятем. Ну, высечь, ладно, оно может быть и на пользу пойдёт, но отрезать нос! А что он дочери скажет?

– Что сказали, то и делай, – Йоргасу было всё равно, лишь бы скорей всё закончилось, и он бы пошёл спать.

– Ладно, розги ты получишь, а нос резать не будем, может быть, не заметят.

Наутро, василевс приказал наказанного токсота с отрезанным носом, провести по лагерю с объяснением его вины, но сначала привести его к нему.

Каково же было его удивление, когда он увидел Йоргаса с целым носом. Взбешённый император послал за лохагом.

– Кто ты такой, что посмел не выполнить мой приказ? – обратился он к Костасу.

Костас молча смотрел куда-то вдаль, за спину василевса.

– Он дал тебе денег?

– Нет, василевс мой. Это муж моей дочери.

Никифор посмотрел на него молча, а потом сказал:

– Понятно, – и тут же приказал. – Построить войско.

Вскоре войско было построено. Никифор приказал поставить Костаса и Йоргаса на колени перед войском, сам встал за ними и сказал:

– Воины! Нам предстоят жестокие битвы и славные сражения. Мусульмане – серьёзные противники. И мы, кроме храбрости и отваги, должны противопоставить ему железную дисциплину. Наши предки …

«Интересно, чьих предков он имеет в виду? У василевса отец армянин, а мать мусульманка из Сирии», – думало войско.

– Наши предки эллины говорили: «Со щитом или на щите». Считалось, что лучше умереть, чем потерять щит. Этот воин, – Никифор указал на Йоргаса, – оставил свой щит на привале у Кирикийских ворот. Я приказал его наказать розгами и отрезать ему нос. Разве я не прав? Разве это не забота о вас всех, соратники мои? Что бы никто ни повторил его проступка, и не оказался безоружным на поле боя перед лицом неприятеля и не погиб от его руки! Но приказ не был выполнен. Этот воин оказался зятем своему лохагу. Как же он нанесёт увечья мужу своей дочери? Хотя мы помним, что великий римлянин Тит Манлий Торкват пожертвовал сыном ради дисциплины в римской армии. А насколько сын дороже мужа дочери? Но в результате его жертвы, римские легионы дошли до этих земель. И ради этой дисциплины, ради нашей армии, я прощаю воина, но наказываю лохага битьём розгами и отрезанием носа. Что бы вы помнили, что приказы выполняются беспрекословно и что бы всё войско остерегалось впредь небрежного отношения к своему оружию.

Палачи грубо оттолкнули Йоргаса, схватили Костаса и всыпали ему семь розог. А затем главный палач одним движением правой руки отрезал ему ножом нос, а левой рукой, в которой была тряпка, прижал рану.

– Держи, пока кровь не остановиться, – сказал он ободряюще Костасу.

Костас Григорос в этот день потерял нос и прозвище, но получил новое. Теперь его звали Костас Харон. Именно так, без носа представляли себе воины перевозчика в страну мёртвых.

Вскоре войско достигло Тарсоса. Никифор Фока приказал вырубить все деревья вокруг города, что бы жители Тарсоса не смогли устраивать засад и внезапных нападений на его войско.