Сын выздоравливал. Неумолимо приближалось время расставания. Оба избегали разговора об этом. Но однажды наступило утро, когда сыну надо было уезжать. Он собрал вещи, вышел в коридор и услышал громкий разговор, доносившийся из кабинета отца. Заглянув в кабинет, он увидел отца, беседующего с кем-то по телефону, и стал показывать знаками, что уезжает и надо бы попрощаться. Отец кивнул ему и помахал свободной рукой, продолжая разговаривать. Сын подождал. И повторил знаками то же самое. Отец опять кивнул и помахал рукой. Раздосадованный сын вышел. Ему было и обидно, и больно. В коридоре у выхода он не выдержал и поднял трубку параллельного телефона, чтобы понять: чья же беседа оказалась для отца дороже и важней прощания с ним? Приложив трубку к уху, он застыл в изумлении, не в силах положить ее обратно, только теперь понимая всё… В трубке стояла глубокая нестерпимо долгая мучительная тишина. Аппарат не был подключен к связи.

Забавно, когда человечек трижды моложе тебя увлечённо рассказывает о чём-то, особенно, если ты это уже не раз слышал, причём, очень недавно. Худенькая небольшого росточка девчушка приглашает прохожих, гуляющих по набережной возле моста, на прогулку по реке. А я особо и не возражаю: поехали! Рукой, сжимающей рекламный проспект, она, тараторя на ходу, приглашает следовать за собой, и мы с ней пересекаем реку по мосту.

Возле пристани на скамейке сидит круглолицый розовощёкий плотненький паренёк. Предлагает взять с собой на катер вина. Оно тут же перед ним в кувшинах на столике не первой свежести. Рядом – поднос с ячейками для стаканчиков и сами пластиковые небольшие стаканчики. Жарко. Вечереет, но солнце ещё высоко. Соглашаюсь на вино, но прошу девчушку добавить к винным стаканчики с водой. А воды нет. Есть только вино. Девушка вопросительно смотрит на меня. Я настаиваю. Паренёк слышит меня, вскакивает и бежит к пожилому мужчине через дорогу за водой. Вскоре он возвращается с прохладным запотевшим стеклянным кувшином, в котором плещется вода. И передаёт его девушке скороговоркой, словно дразнясь, повторяя её имя: «НиникоНиникоНинико!..» Странная улица: с одной стороны вино, с другой – вода…

Нина смущается, опуская взгляд и, кажется, краснеет. Её смущение действует на розовощёкого Гию, как красная тряпка на быка. Он распаляется и уже почти вопит на всю улицу: «НиникоНиникоНинико!!!» Внешне она – почти ребёнок, и лишь приглядевшись, понимаю, что скромница в сереньком платьице с по школьному гладко зачёсанными к затылку волосами, скорее всего, учится в местном университете, а у моста подрабатывает вечерами на желании таких же заезжих туристов, как я, прокатиться по Куре. Да, чуть не забыл: мы на набережной в центре Тбилиси.

Подъезжает (чуть не сказал «подскакивает») речной катерок. Рыжий кудрявый подросток сжимает руль и вопросительно посматривает на берег. Нинико с подносом в пластиковых стаканчиках с вином и водой аккуратно перешагивает с берега в покачивающуюся и подрагивающую от нетерпения посудинку. Мотор набирает обороты. Берега отплыли от нас. И вот мы уже на середине реки, а над нами – тот самый мост. Ажурное творение итальянца Микеле де Лукки – пешеходный Мост Мира соединяющий улицу Ираклия II с парком Рике. Покрытый голубоватым стеклом, он находится между Метехским мостом и мостом Бараташвили. Как раз об этом и рассказывает мне сейчас Нина. Заслышав фамилию «Бараташвили», вглядываюсь в небо сквозь голубоватый стеклянный купол над мостом и невольно вспоминаю гениальные стихи грузинского поэта в вольном переложении Бориса Пастернака: