Машину я купила на деньги, вырученные от продажи своей убогой квартиры во Владимире. Старушку «Ладу» тоже продала.

Мой бывший, Кирилл, может, и был козлом, но ещё и глупым – переписал квартиру на меня, когда уходил, думая, что взвалил на меня все долги. Ну да, долги он мне оставил, но никто из нас не думал, что эта халупа чего-то стоит. Я выставила её на продажу в день, когда покинула Двор Грезара. Через три дня она ушла за четыре миллиона рублей сверх начальной цены после торгов между парой местных богачей, решивших прикупить еще одну недвижимость. Оказалось, что обшарпанный шик всё-таки в моде.

Машина стала моим подарком себе по возвращении, несмотря на предостережения сестры Лили, что я разобьюсь и что лучше вложить деньги во что-то разумное. Конечно, я, как обычно, проигнорировала её дельный совет и купила то, что, я знала, хоть на пару часов заглушит эту отчаянную боль в груди.

Я мчалась по шоссе и проселочным дорогам вокруг Владимира, наслаждаясь тишиной и тенями. Единственным звуком был рев мотора. Машина была не новой, купленной с рук, так что никакого мягкого урчания нового двигателя – только злой, хриплый рык. Мне это нравилось. Я тоже была зла. Чёрт, я была в ярости! Мы с машиной составляли отличную команду.

Я проехала мимо указателя на Мосино и сбросила скорость. Гонять по пустым дорогам – одно, а будить весь район в три утра – совсем другое. Мосино – небольшое село, такое же, как сотни других в России. Все друг друга знают, здороваются на улице, а потом сплетничают за спиной. За годы, что я не была здесь, я забыла, как сильно люблю это место.

Я припарковалась у дома, в котором выросла. Он выглядел точно так же, как в моем детстве: уютный домик в русском стиле с бледно-желтыми стенами, зелёной крышей, ухоженным садом и яркими цветами вдоль дорожки.

Я загнала машину в гараж и вошла в дом. На кухне я решила приготовить завтрак, а не пытаться выжать час-два сна. Усталость я предпочитала жалкой, отчаянной надежде. Я не собиралась засыпать, пока не свалюсь от изнеможения.

Приняв душ, я начала открывать кухонные шкафы и находить там настоящую еду – это было в новинку. А то, что вся еда была с нормальным сроком годности? Кто бы мог подумать, что так бывает!

Я накрыла на стол. Три тарелки, хотя я точно знала, что Костя не выползет из кровати раньше обеда. Решив, что день и без того паршивый, чтобы ограничиваться хлопьями, я разбила яйца на сковородку, закинула сосиски и картошку в духовку и поставила вариться кофе.

Через пять минут вопль Лили оторвал меня от сковороды с беконом:

– Почему твои шмотки валяются на лестнице? Сколько раз я тебе говорила убирать их? Я не буду это делать! Я тебе не мама!

Я ухмыльнулась, ожидая ответа Кости. И он не подвел:

– Да расслабься, Лиль, я уронил джинсы, пока нес белье из стирки. Это же не третья мировая!

Раздраженный стон Лили заставил меня хмыкнуть. Эти двое терпеть друг друга не могли с того самого момента, как Костя появился на нашем пороге. Обычно он ждал, пока Лиля уйдет на работу, прежде чем показаться.

– Рано ты сегодня, – заметила я, когда Костя, а следом и разъяренная сестра вошли на кухню.

– Бекон, – он принюхался, ткнув пальцем в сковороду.

Он налил кофе всем троим и плеснул молока в каждую чашку.

– Примириться хочешь? – ухмыльнулся он, с силой ставя чашку перед Лилей, так что кофе расплескался по столу.

Костя приехал три дня назад, и я, конечно, «забыла» предупредить Лилю о его визите. Знала, что она взбесится, особенно учитывая, что мама должна была вернуться на этой неделе, но мне было скучно. Мосино – чудесное село, но чёрт возьми, скучное до одури, и мне нужен был друг. Костя знал о Грезаре. Лиля – нет, и я не собиралась её просвещать. Она думала, что я до сих пор страдаю по Кириллу, и напоминала мне об этом раз пятнадцать на дню.