– Куда вы опять собрались, убогонькие?.. что вам опять на месте не сидится?.. – запричитала старушка, выказывая выражением лица не слишком суетливое любопытство и заботу, но норовя как можно скорей схватить самого первого нарисованного человечка за руку, чтоб увести его и всю компанию в теремок, но вдруг увидела чопорно восседающего на троне Льва Моисеевича и остановилась как вкопанная.

– Варвара Мстиславовна! – ошеломлённо произнёс Лев Моисеевич, едва присмотревшись к старушке.

– Лёва!! – воскликнула старушка, узнав своего обожаемого супруга. – Лёвушка, ведь это ты!!

На поляну падали вкусные хлопья снега, так легко угадывающие поветрие романтического волшебства и стремящиеся к нему. Человечки прекратили галдеть и дёргаться, а с мягкой виноватой послушностью столпились на краю поляны. Гармошка с балалайкой лежали на сугробе, уютно прильнув друг-к-другу и отдыхая от настырных, но не слишком умелых человеческих рук. Евпсихий Алексеевич и Катенька, не сразу смекнув, какой диковинной встрече им приходится быть свидетелями, выказывали пассивное добродушие, а девочка Улинька и вовсе не стремилась что-либо понять, поскольку знала, что со временем, как-нибудь, во всём и разберётся. Крыса предпочла вежливо помалкивать, не имея собственных воспоминаний о сердечных делах Льва Моисеевича и Варвары Мстиславовны.

Никогда, при жизни, эти двое влюблённых стариков не смотрели друг на друга с той восторженно-сиротливой печалью, когда имеешь неизъяснимое утешение от одной мысли, что встретился с дорогим тебе человеком, когда забываешь про все расстояния во времени и пространстве, а всякая чувственная мелочь, типа слёз, кажется ненужной и даже фальшивой.

– Что ты тут делаешь, Варвара Мстиславовна? – стряхнув оцепенение, засопел носом Лев Моисеевич.

– У меня и к тебе, Лёва, тот же самый вопрос. Уж не помер ли ты вдруг?..

– Да вот, представь себе, что ничего определённого про это сказать не могу, но пока вот такой, какой есть. Ты что тут делаешь?.. Как тебя угораздило попасть на перевал Дятлова?..

– Лёва, это всё-таки райское местечко, тут и перевалы райские. – кротким размеренным голосом выговаривала Варвара Мстиславовна. – Куда бы ты здесь не попал, ты повсюду будешь счастлив в меру отпущенного свыше, и уж точно, что не найдёшь повода для жалоб. Вот и я счастлива; мне лишь бы без дела не сидеть. Ты ведь должен помнить, что я привыкла жить в непрестанных заботах и не покладая рук.

– О, ты была неугомонная женщина. За что тебя и любил всем сердцем.

– Разве только за это и любил? – шутливо прищурилась старушка.

– Ну, и не только за это, а за всё… – пытался и не мог подобрать желаемых слов Лев Моисеевич, не справляясь с волнением. – Только вот мне трудно представить, что и в раю заставляют выполнять какие-либо работы.

– Нет, не заставляют. – с улыбкой, оглядываясь по сторонам, отмахнулась старушка. – Всё исходит от влечений собственного сердца, нужно лишь поддаваться ему и следовать безоговорочно, иначе будешь долгонько метаться в предоставленном райском разнообразии, не находя достойного для себя счастья. Да и не каждый день я тут бываю, а раз в неделю, по воскресеньям. Прибраться в домике надо, за чудаками этими проследить. – добавила старушка, не уточнив, кого именно она считала за здешних чудаков: нарисованных человечков или малахольно музицирующую парочку. – По сути говоря, я ангелом стала, Лёвушка. Только не таким ангелом, про которых мы привыкли воображать, созерцая сияющие небесные дали, а таким, которому и название не придумать.