«Предчувствие» Шишака оправдалось – он уже получал по макушке.

Зачем я здесь лежу? Мы все лежим здесь, словно наслаждаемся покоем. Так что мне тут – до старости лежать?

Ксенофонт. «Анабазис»

– Дело в том, Орех, что ты и сам не верил, будто Старшина тебя послушается, ведь не верил? Чего же ты тогда хотел?

Снова наступил вечер, и Орех с Пятиком и еще два их приятеля щипали в лесу траву. Черничка, кролик с черными пятнышками на кончиках ушей, тот самый, который днем раньше испугался Пятика, внимательно выслушал рассказ Ореха про доску с объявлением и заметил, что, по его мнению, люди оставляют такие штуки – вроде знаков или посланий – так же, как кролики, когда надо отметить тропинку или дырку в ограде. Второго кролика звали Одуванчик – это он завел разговор о равнодушии Треараха к Пятаковым страхам.

– Да не знаю я, на что надеялся, – сказал Орех. – Я никогда раньше даже не подходил к нему близко. Но я подумал: «Пусть. Пусть он вообще не захочет нас выслушать, но, по крайней мере, никто потом не сможет сказать, будто мы не сделали все, что в ваших силах, и никого не предупредили». – Тогда, значит, ты и в самом деле думаешь, что нам надо чего-то опасаться?

– Уверен. Я, знаешь ли, хорошо знаю Пятика.

Черничка открыл было рот, собираясь ответить, но тут из густого подлеска выскочил еще один кролик и с шумом свалился в яму под куманикой. Это был Шишак.

– Привет, Шишак, – сказал Орех. – Сдал дежурство?

– Сдал, – сказал Шишак, – и, похоже, что навсегда.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ушел я из Ауслы, вот что.

– Не из-за нас ли?

– Может, и из-за вас. Треарах, когда его будят после «на-Фрита», быстро выходит из себя, особенно если решит, что разбудили из-за пустяка. И он отлично знает, кого как задеть за живое. Я знаю немало таких, кто жил бы себе спокойненько да думал только о том, как бы не потерять звания «правой лапы» Старшины, но боюсь, для меня – слишком много чести. Я сказал – меня мало волнуют привилегии Ауслы, настоящий кролик сумеет добыть себе все, что нужно, и без нее. Он посоветовал мне не поддаваться порыву и решил, что этого достаточно, но я все-таки ухожу. Никогда не считал, что таскать салат да стоять возле его норы на карауле – цель всей моей жизни. И настроение, я бы сказал, у меня прекрасное.

– Скоро никто здесь не будет таскать салат, – спокойно сказал Пятик.

– А-а, это ты, Пятик? – сказал Шишак, впервые обратив на него внимание. – Вот и отлично – я как раз шел посмотреть на тебя. Я все думал о том, что ты сказал Старшине. Слушай, а ты, часом, не решил всех нас разыграть, чтобы прославиться? Или правду сказал?

– Правду, – ответил Пятик. – Хотел бы я, чтобы это был розыгрыш.

– Значит, вы уходите?

Прямота Шишака ошеломила всех. Одуванчик пробормотал:

– Уходим? Ой Фритрах!

А Черничка шевельнул ушами и очень внимательно посмотрел сначала на Шишака, потом на Ореха. И Орех ответил.

– Мы с Пятиком уходим сегодня ночью, – подумав, сказал он. – Не знаю точно куда, но если кто хочет, может отравиться с нами.

– Отлично, – отозвался Шишак, – тогда берите с собой и меня.

Меньше всего Орех рассчитывал на столь серьезную поддержку. В голове мелькнула мысль, что Шишак, конечно, в трудную минуту пригодится, но ладить с ним будет нелегко. И уж конечно, ни за что гвардеец не захочет делать, что ему скажет – пусть даже и не приказывая – какой-то «задворник» «Да какое мне дело, был он в Аусле или нет, – подумал Орех. – Если мы уйдем вместе, я никому не позволю своевольничать. А может, и идти не стоит?» Но вслух сказал только:

– Отлично. Мы тебе рады.