Однако все бы ничего, и проблемы со здоровьем могли бы быть преодолены, если бы не склонность Зои Петровны к преувеличению своих бед, к бесконечному нытью и громогласным жалобам.

Работа в одном с ней кабинете превращалась в пытку, поскольку Зоя Петровна никогда не замолкала. Она занималась обработкой первичных бухгалтерских документов, поступающих от контрагентов, и постоянно ныла, что никто из них не хочет делать свою работу как следует, что вся нагрузка ложится на ее хрупкие плечи, что она делает всю работу за поставщиков, а у нее и так расшатанное здоровье, слабые нервы, куча проблем, и т. д., и т. п.

Деликатные сотрудники, сидевшие с ней в одном кабинете, за глаза называли Зою Петровну «тренажером для воспитания терпения», а неделикатные – «паучихой», в глаза же они все ей бесстрастно поддакивали, думая при этом о своем. И все как один мечтали перейти в другой кабинет. Ибо самым ужасным было то, что даже когда никто не разговаривал с Зоей Петровной, она все равно продолжала свой монотонный монолог о несчастьях и неприятностях, с которыми ей мужественно приходится бороться.

Терпеть эти разговоры «с самой собой» было невыносимо, и периодически кое-кто из старших по должности пытался «приструнить» занудливую Зою Петровну, иногда в достаточно резком тоне.

Бывало, что после этих замечаний Зоя Петровна на несколько минут замолкала, но только для того, чтобы набраться сил для очередного монолога, который обычно начинался словами: «Нет, ну я же хочу, как лучше, стараюсь тут, стараюсь, а меня прямо за человека не считают…»

Иногда после резких высказываний коллег Зоя Петровна так распалялась, что эти монологи заканчивались слезами и истериками. Тогда она звонила подружке из соседней конторы, та прибегала, отпаивала заплаканную «Зоиньку» валокордином, измеряла ей давление и злобно шипела в сторону окружающих что-то вроде: «Довели хорошего человека, злыдни».

В общем, это было еще хуже.

Кроме того, каждые два месяца Зоя Петровна стабильно уходила на больничный, который никогда не длился меньше двух недель. Каждый раз разбирать поступающие документы приходилось кому-то из сотрудников, что было весьма напряжно.

Однако дополнительный объем работы не был самым неприятным в этой ситуации.

Главная подлянка состояла в том, что когда Зоя Петровна возвращалась, она устраивала замещавшему ее сотруднику «допрос с пристрастием». Она задавала по несколько вопросов по каждому документу, спрашивала, куда делись конверты, в которых пришли счета-фактуры, и подолгу возмущалась, если узнавала, что те были банально выкинуты.

Казалось, этому нытью не будет конца и края. Но однажды все устроилось совершенно чудесным и просто невероятным образом.

Зою Петровну вызвало на ковер большое начальство, которого неприятно удивила статистика заболеваемости сотрудника. Кроме того, из бухгалтерии все чаще стали поступать жалобы, что документы, проверенные Зоей Петровной, поступают с ошибками и неправильными реквизитами.

Зоя Петровна пустила слезу пред очами начальства, произнесла трогательную речь о том, что занимается самой грязной работой во всей компании, получает копейки за свой тяжкий труд и здоровье-то свое подорвала, собственно говоря, из-за перегрузок на работе. Начальство почему-то не прониклось сочувствием, разговор получился жесткий, и для Зои Петровны эта аудиенция закончилась традиционно: слезами, причитаниями, вызовом подружки, измерением давления и валокордином.

На следующий день Зоя Петровна пришла на работу в плохом расположении духа и с утра начала «заводиться», монотонно гундя себе под нос: