В зависимость от степени публикационной результативности поставлены перспективы не только обретения ученой степени, но и заключения/перезаключения трудового контракта, избрания на должность по конкурсу, получения гранта. Сообщество ученых и педагогов тем самым ориентируется на дробление ведущихся исследований на фрагменты, мелкотемье, погоню за количеством статей в ущерб качеству и глубине. Когда основным наукометрическим показателем в оценке научной деятельности становится количество публикаций, учтенных в Российском индексе научного цитирования, а еще лучше, с точки зрения «реформаторов» из Минобрнауки, – в базе библиографических данных Scopus и поисковой интернет-платформе Web of Science, принадлежащей – на минуточку – иностранной частной коммерческой структуре, то об ущербе для качества научного труда много говорить не приходится. Ученых просто провоцируют на симуляцию публикационной результативности.
В научно-историческом сообществе сегодня с тревогой констатируется складывание феномена т. н. имитационной историографии, когда авторы подражают академическому стилю изложения, снабжают тексты научно-справочным аппаратом, позиционируют свою продукцию именно как научные исследования, однако игнорируют достижения историографии, не формулируют проблем и не решают научных задач[33].
От необходимости симуляции пресловутой публикационной активности, по крайней мере, избавлены авторы второго направления в современной историографии института штрафных частей и заградительных отрядов – научно-популярного, публицистического. Этот сегмент литературы по теме начал складываться еще в 2000-е гг. усилиями А.В. Пыльцына, И.В. Пыхалова и некоторых других, в своем большинстве непрофессиональных историков[34]. Издавалась и переиздавалась она массовым тиражом, что позволило придать «штрафной» теме расширенное звучание. В значительной степени это был ответ на общественный запрос на правдивое, объективное знание в противовес потоку вымысла в периодике и на телеэкране (достаточно вспомнить скандально нашумевший сериал «Штрафбат»).
Перечень литературы этого жанра пополнялся и позднее, правда, изданные за последнее десятилетие книги не отличаются особой новизной, репродуцируя в основном уже известные факты и выводы[35]. Тем не менее, выход в свет такой литературы по-своему полезен, поскольку удовлетворяет продолжающийся оставаться высоким читательский интерес к теме.
Нельзя не обратить внимания на то, что профессиональный подход к освещению столь сложной проблематики присущ далеко не всем авторам. Для некоторых публикаций характерны поверхностное освещение проблемы, увлечение описательной стороной дела в ущерб анализу, ошибочные трактовки предназначения штрафных и заградительных формирований и правового положения воевавших в их составе военнослужащих.
Так, в работе «Сталинград: подвиг солдат правопорядка» безосновательно утверждается, что штрафные части – «это де-факто военно-пенитенциарные в/ч оборонного ведомства». Ошибочно мнение авторов, что для направления военнослужащих в штрафные формирования требовался приказ не ниже, чем «распоряжение по соединению», хотя в действительности в отношении лиц рядового и сержантского состава был действителен и приказ по полку. Также авторы вводят читателей в заблуждение, настаивая на том, что со штрафников, «отбывших полный срок наказания», судимость снималась[36]. На самом деле снятие судимости не носило характера автоматизма и осуществлялось строго в индивидуальном порядке.
Новаторский замысел вынашивали Н.В. Сапожникова и В.А. Чапурина, попытавшись в сравнительном плане рассмотреть историю возникновения и функционирования штрафных и дисциплинарных формирований в армиях России (СССР) и Германии. Однако, как и авторы предыдущей работы, они ошибочно считают штрафные части в Красной армии 1942–1945 гг. «особыми» воинскими формированиями, предназначавшимися «для отбывания наказания за уголовные и воинские преступления»