— Сколько штук возьмём? Они достаточно объёмные, хорошо будут и двадцать пять смотреться.

— Давайте сотню, — рублю я.

— Без проблем, конечно, но ваша девушка такой букет элементарно не подымет.

— Может оно и к лучшему, — произнёс я задумчиво, потирая подбородок с трёхдневной щетиной. — Ладно, а какой поднимет?

— Пятьдесят пять поднимет.

— Ладно, пусть будет пятьдесят пять. Вот эти белоснежные, пожалуйста, — и я ткнул в те пионы, которые, по моему мнению, вызывали большее доверие к тому, что дело выгорит.

Конечно, прямо так сразу я не рассчитывал сразить Истомину наповал. Но я точно был уверен, что она клюнет на мои бабки. Люди не меняются, а горбатых исправляет лишь могила. Так и с этой звездой — учует, что пахнет шуршащей зеленью и сразу приоритеты начнут менять полюса с северного на южный. И гнев сменит милость. У продажных баб с математикой проблем никогда не бывает.

Осталось только запилить удобоваримое оправдание, чего это я такой красивый вновь на её жизненном пути нарисовался, ну и достоверно навалить в её уши сладчайшей ванили: всё ещё люблю, куплю и полетели.

Я заставлю эту самку человека поверить в то, что счастье может быть возможно. Что будущее, разукрашенное яркими красками, уже маячит на горизонте. А дальше, когда она будет меньше всего этого ожидать, я заставлю её пройти по той дороге, по которой прополз сам. А затем наконец-то поставлю сраную галочку в этой жизненной драме.

И навсегда выкину её псевдоневинный образ из головы.

Переключусь.

И вновь вспомню, как это — дышать полными лёгкими.

Пока мне упаковывали в плёнки и ленты пионы, я сверялся с расписанием пар у Истоминой. Сегодня занятие у неё начинались во вторую смену, что было мне на руку и я тут же, вооружившись белоснежным веником, взял курс на её институт.

По пути что-то глумливо писал Аммо, я что-то отвечал ему, особо не вдумываясь в слова. Обычный мужской, ничего не значащий трёп, в котором мне откровенно желали провалиться по всем фронтам. И пока я внешне спокойно крутил руль, внутри у меня всё бурлило, грозясь прорваться наружу кипучей лавой.

Потому что за рёбрами всё зудело от нетерпения закрыть поскорее для себя этот гештальт. Но в то же время мне хотелось смаковать этот реванш бесконечно долго. Смотреть в её глаза, видеть в них надежду, а затем хладнокровно расстрелять всё в упор.

Что, не понравилось?

Разве тебе больно, милая?

Плевать!

К месту назначения прибываю в самое подходящее время. Паркуюсь максимально выгодно, чтобы как можно большее количество девчонок увидели мою тачку, дабы их завистливые взгляды прикормили эго Истоминой. Вот он я — только для тебя. Явился, не запылился.

И цветочки на перевес.

Глушу движок на своём Ровере и покидаю, охлаждённый кондиционером, салон. Ступаю в сентябрьский зной и кладу букет на капот так, чтобы всем было видно и Истоминой в частности — я настроен предельно решительно.

А она уже тут как тут.

Идёт в компании, очевидно, своих одногруппниц. И на моё счастье, без Максимовской. Щебечет заливисто. Затем группка ненадолго замирает, и все они что-то рассматривают в телефоне. Громко смеются, кто-то даже держится за живот, и только Снежная Королева самодовольно улыбается, сложив руки на груди.

Я позволяю себе полюбоваться ей с минуту. Сегодня она выглядит ещё шикарнее, чем в нашу первую встречу: на ней короткие шорты тёмно-синего цвета на подтяжках, голубая рубашка с подвёрнутыми до локтя рукавами и лоферы на толстой подошве. Густые, блестящие волосы развеваются на ветру, а глаза скрыты под солнцезащитными авиаторами, которые она сдвигает на голову.