Встала с кровати, осмотрелась, взгляд зацепился за висящий на стене металлический прут с колпачком для тушения свечей, которые здесь были главным источником света, несмотря на легендарный уровень магии демонических выродков. Не думала, что они так ценят огонь – исконный источник силы огненной аристократии, которая являлась основой всего сопротивления. Но это были только отстранённый мысли. Я уже приняла решение, и этот металлический штырь был тем орудием, которое лишит меня не только невинности, но и будущего. Всего лишь кусок металла, а с другой стороны – мой приговор. И палачом буду я сама.

На негнущихся ногах подошла к стене, сняла с крюка прут с зазубриной, благодаря которой он и держался на крючке, осмотрела его отрешённым взглядом и пошла в ванную. Решение было принято. Оставалось только воплотить его в жизнь. Главное, не ошибиться и оставаться в сознании, чтобы исцелить себя с нужными отклонениями. Как же я ненавижу демонов, и их потомков ненавижу, и особенно лордов-охотников. Одного конкретного лорда-охотника особенно. Ненависть – та сила, которая сейчас питала меня, не давала отступить, спасовать, предать. Ненавижу…

***

Дверь в ванную просто рассыпалась, вот взяла и рассыпалась, словно превратившись в песок. А я только и успела, что наполнить ванну на четверть тёплой водой и снять с себя брюки. Просто понимала, что одеваться полностью потом сил уже не будет, вот и решила обойтись полумерами.

И как же я обрадовалась, что не успела снять эльфийское бельишко! Потому что в лишённом двери проёме стоял горячо ненавидимый мною лорд, от взгляда на которого замирало сердце, подкашивались ноги, и просыпалась пресловутая репродуктивная функция. И чему я, собственно, радуюсь? Сейчас же пойдёт в наступление и сниму, сама всё сниму…

– Помочь? – хрипло спросил лорд, переводя взгляд с полураздетой меня на прислонённый к стене металлический штырь.

Это он с чем мне решил помочь??!

– Н-н-нет, я сама, – пролепетала, отступая назад.

– Осторожнее! – почему-то крикнул лорд, но я уже начала заваливаться в ванну, так неудачно возникшую на пути отступления.

И даже то, что он бросился ко мне, а я по инерции обхватила его руками за шею, не уберегло от падения. В голове взорвалась тысяча лордов-охотников и мир потонул во мраке.

***

– Вот убил бы, просто взял и убил. Всем бы легче стало, – ворчал кто-то совсем рядом.

– Взял бы и убил, из жалости, – продолжал вещать ворчливый голос. – И даже поняли бы все, не осудили, рогом им в дыхло.

– За что? – прошептала плохо слушающимися губами.

– А за всё доброе, – пояснили мне. – И за хорошее тоже, – добавили зачем-то.

Послышался отдавшийся резкой болью в голове грохот нервно, со всей силы закрывшейся двери, и всё стихло.

– Жестоооооко, – протянула, смутно понимая, что рассуждения невидимого собеседника в корне не верны. За доброе не убивают, и за хорошее тоже.

– Так и я о том же, жестоко они с тобой это, того самого, – невразумительно ответил уже совсем другой, скрипучий и слегка визгливый голос.

Глаза открывать совершенно не хотелось, но и оставаться в неведении сил не было. Открыла, и задохнулась от эмоций, потому что над головой был чёрный, как сажа, потолок. А у нас таких потолков не бывает. Неподъёмной скалой навалились воспоминания, страх, разочарование. Я не успела, не сделала того, чего требовал от меня долг. Но где-то в глубине души расправляла крылья несмелая, не имеющая право на существование надежда.

У нас принято верить в судьбу, значит, судьбе было угодно оставить меня не только живой куклой во враждебных руках, но ещё и подарить надежду на спасение. Да будет так.