Рейчел не сводила глаз с племянницы.

– Моя жизнь пошла не так, как я ожидала. Я думала, что мама будет всегда. Я думала, что она будет со мной, когда я буду выходить замуж и когда буду рожать детей.

Джулия издала какой-то звук и обняла подругу.

– Но я продолжаю жить, понимаешь? Всегда должен быть путь вперед. Мы с Аароном говорили о приемном ребенке. Может быть, надо навести справки.

– Конечно. А мы с Габриелем будем помогать, если сможем.

Джулия обнимала подругу, и по лицу ее текли слезы.

Рейчел держалась храбро, но никакими словами ее рану было не залечить. Никакое волшебство не изменит всех обстоятельств.

– Я прошу разрешения избаловать этого ребенка. – Рейчел приподняла младенца и прислонила к своему плечу. – Хочу начать с покупки большой и дорогой игрушки или штуковины, которую Габриель будет собирать много дней, если не недель. И чтобы ты засняла весь процесс.

Джулия засмеялась:

– Разрешаю.

Перед самой полуночью Джулия сидела в детской и кормила Клэр. Габриель расположился в кресле-качалке и наблюдал за своей семьей. Он трогал венчальное кольцо, вертел его на пальце. Хотя сосредоточился он прежде всего на текущем разговоре, в глубине сознания скреблись важные новости, которыми еще предстояло поделиться с женой.

Джулия хотела отложить создание семьи, однако получилось иначе. И теперь известие Габриеля должно было все переменить.

Он встряхнулся, выходя из задумчивости.

– Я сегодня говорил с отцом Фортином. Рейчел права – официальные восприемники должны быть католиками. Можем окрестить Клэр в епископальной церкви.

– Рейчел говорит, что если бы стала официальной крестной, то чувствовала бы себя лицемеркой.

– Я могу с ней поговорить.

Будто реагируя на слова отца, Клэр закончила есть. И уставилась на мать.

– Дай я.

Габриель встал, подошел к Джулии, взял у нее ребенка. Взяв лежащий рядом кусок чистой фланели, он накинул его себе на голое плечо и прислонил к нему ребенка.

Девочка стала извиваться в его руках, шумно возражая, пока рука отца не легла ей на спину. Габриель начал ее поглаживать.

Джулия застегнула верх шелковой пижамы.

– Я думаю, надо оставить Рейчел в покое. Ей много с чем приходится справляться, и я не хочу давить на нее, если ей неловко.

– Но ее сомнения – вещь серьезная, – заметил Габриель, покачиваясь с носка на пятку. – Кто-то должен с ней побеседовать.

Взгляд Джулии упал на его татуировку, заметную на левой грудной мышце.

– Сомнения Рейчел вызваны страданием. Ей не хватает Грейс, она горюет, что не может иметь детей, а сейчас еще боится потерять Ричарда. Кажется, она думает, что Ребекка на него глаз положила.

– Чушь.

Он проследил за взглядом Джулии. От него татуировка будто загорелась на коже. Невольно Габриель ушел в воспоминание – насыщенный наркотиками и алкоголем туман потери, который породил татуировку. Сопровождавшая воспоминание боль оказалась тупой, а не острой. И все же боль есть боль.

Габриель поцеловал девочку в голову и обернулся к ее матери:

– Кареглазый ангел говорил со мной в горе моем. Она мне помогла.

– Она тебе помогла тем, что любила тебя и слушала твои речи. Вот это и нужно твоей сестре. Чтобы ты ее любил и слушал, что она говорит. А словами ее скорбь не исцелить.

Габриель поджал губы. Он имел склонность спорить с человеком до тех пор, пока они не придут к конкретным заключениям. Джулия в своей харизме была куда более францисканкой.

– Ладно, – согласился он, поглаживая спинку Клэр. – Но отца Рейчел не потеряет. Ей мерещатся призраки.

– Не согласна. – Лицо Джулии стало серьезным. – Проблема Рейчел в том, что призраки ей не мерещатся.