В одном он был прав. Переболевшие, такие как я, отворачивались от писаний и поклонения триаде. Они начинали разделять взгляды группы лиц, называющих себя орден. Даже назвались так, словно в насмешку над церковью. Они скрывались от неё, ведь не всегда вели законную деятельность и обитали в основном в лесу.

Жизнь в нас поддерживало только то, что осталось от болезни. А объединение воплощений божеств избавило бы мир от любых её проявлений, в том числе тех, благодаря которым мы живы.

Для всех вокруг появление новой триады означало спасение, а для тех, кто уже переболел – это событие принесёт только смерть. Поэтому орден стремился его не допустить, в то время как церковь и её ищейки, наоборот, всеми силами разыскивали трёх человек, родившихся воплощением триады ради их объединения. Ведь только после него они смогут общаться с божествами, создавшими этот мир, и доносить до людей их волю.

Убитый был очередным подозреваемым в том, что он один из них. Слишком много свидетелей и событий подтверждали это. Осознание, что подозрения были ошибочны, настигло меня, только когда шея парня уже хрустнула. Его звали Гален, примерно моего возраста, и он ничего из себя не представлял. Он был убит совершенно напрасно, и Сони прекрасно это знал.

Сейчас он давал шанс и надеялся, что я сделаю правильный выбор и останусь верен церкви. Пилат знал меня с самого детства. В отличие от остальных ищеек, кто также перенёс болезнь и переметнулся к ордену, я остался со своей семьёй. Вероятно, где-то в глубине души Сони верил мне и словам про «несчастный случай», или заставлял себя верить.

За последние годы ищейкам не удалось найти истинных воплощений триады, и только поэтому я не последовал за себе подобными сразу по выздоровлении. Целое поколение людей успело родиться и состариться с тех пор, как мир видел божеств в последний раз, и нет никаких гарантий, что их явление выпадет именно на годы моей жизни. Зачем рушить то, чего удалось достичь и лишаться привилегий, что давались должностью ищейки? Меня вполне устраивала койка в казарме, отделённая ширмой от остальных, чёткий распорядок дня и скромное жалование, ведь еду и одежду нам предоставляла церковь.

Из щели показался кончик крысиного носа. Я давно догадывался, что грызун остановился там и пытался оценить, насколько безопасен путь из тесных стен в просторную камеру.

– Ничего не могу обещать. В моём присутствии многим придворным дамам может стать плохо, а дальше обморок, удар головой, и вот тебе ещё один «несчастный случай». – Я неряшливо пожал плечами и заметил, как нос грызуна спрятался в стене, испугавшись звука моего голоса.

– Сейчас мне станет плохо от одного твоего запаха. Вставай уже и пошли из этой дыры, тебе следует привести себя в должный вид и с утра выдвинуться в путь. – Сони недовольно поморщился. Движение его ноздрей удалось увидеть, даже несмотря на падавшую тень.

Это был мой шанс вернуться к прежней жизни. Сделать вид, что никакого обвинения в убийстве не было, и остаться в рядах ищеек. Я не стал показывать своей радости. Упускать предоставленную возможность нельзя. Вскочить с пола, даже с закованными в кандалы руками, оказалось проще простого. Во всём виноваты последствия болезни, прибавившие мне не только острый слух и способность бодрствовать, но и нечеловеческое проворство.

Оказавшись на ногах, я выпрямился и покрутил головой, разминая шею. Вытянув руки в сторону Сони, насколько позволяла цепь, я ждал, когда он поможет снять оковы.

– Ты так шутишь, что ли? Ты их ещё не снял? Тут работы на минуту, – недовольно буркнул он, рассматривая замки. Закатив глаза, я устало пожал плечами.