Тихо в кельях доживание,
Легок сердцу благовест,
Лествицей молитвы стелются,
Хлеба кус, да квасу ковш.
А в миру – разноголосица,
То пожары – то набег
Разметалась Русь, расстроилась
Накликает воронье.
Не под бури завывание,
Не в ночи совиных крыл,
В полдень – пору беспечальную
Взвились кони у ворот!
Стрелы в лёт
– летят воротные,
Пронеслись и на Собор —
Сыромятное, овчинное
Разнотравье степняков.
Лезут, вьются, к окнам
тянутся
Облепили – вот влетят…
Вдруг как ахнут двери-сажени —
Вырос Черный Великан
Ближние – слетели замертво,
Двух котят поднял, зажал
И на копья шилоглазые
Их обрушил – нанизал!
Ухватив за ноги ханского
Разлюбезного сынка,
Разметал им нападающих
Словно шавок вепрь-буян!
Заревел – рванулись лошади
– Эй, увечье-старичье
Вспомним долю молодецкую —
Принимай ворье в колье!
И еще словину выкинул,
От которой крест присел,
А мужик сукино-лыковый
Как наяренный – взлетел!
Кто с дубьем, кто с клюкой вязовой,
Кто и с кухонным ножом
Бросились на тех, ошпаренных
Громобойною божбой.
А и сам, швырнув ханеныша
Так, что череп в грудь вошел
Ухватил мешок с отборнейшим
Белояровым пшеном.
И пошла потеха страшная,
Что не знали испокон,
Он вбивал мешком тем
в камушки
Разудалых степняков,
Принимал им стрелы-копия,
Кучами месил-сносил,
Или словно мух докучливых
Шлепал – в брызги разносил!
Завертелись – рвутся-мечутся,
Устремились к воротам,
А навстречу – волк калеченный,
Половецкий гневный хан…
Вздыбились обратно конюшки!
Не успели!
Ухватив,
Раскатил с бочьём тележищу —
Понеслась, загрохотав!
Взвился конь – обнес бы птицею,
Но уж страшная рука
Протянулась-опрокинула
И коня, и седока.
Понеслись створы воротные —
Но взлетела туча стрел,
Копий, сулищ, дротов брошенных
На того, кто хана мял.
А по склону,
Брони черные – плащи алые вразлет,
Выносилась рать дружинная
Степнякам наперехват.
Разметались клочья по полю
– Только видели лихих…
Подскакали в сень воротную —
Воевода сед, суров,
Гривна золота червонного
На броне горит огнем.
А средь врат в недоумении,
В зябкой робости стоят
Иноки – душой невинные,
В удивлении себя.
А пред ними лег медведище
На раздавленных врагов —
Никнет Старчище-Данилище
В оперенных стрелах еж.
– Кто ты, вой великий, станешься?
– Что, Добрыня, не признал?
Ахнул, пал, поднять пытается
Слезы мажет по щекам
– Ай, прости Илья Иванович
– не ко сроку подоспел!…
– Ладно, хватит, я натешился,
Под конец душу отвел!…
Говорят, ты пёс Владимирский,
А Олёшка чей?
– Псковской…
– Ну, яритесь, мелкоземные —
Мне меж вами выть не в строй.
Были мне друзья-товарищи —
Как на цепи вас сажать,
Разбежавшихся на волюшку
С псарни – озорных щенят…
Вот и выпало
не в полюшке,
На границе Мать-Земли —
Богатырским Русским Воином
Смерть принять в монастыре…
…Ах вы, змеи подколодные!…
Рухнул – охнули земля,
Отлетела простодушная
Душа божия в поля…
© Copyright: Левъ Исаковъ, 2012
Свидетельство о публикации №212103001704
Офицерская доля – 19 век…
Вот он,
Прощается с тобой
Друг твой, любимый дорогой,
Вот уже
Дрогнула рука,
Парит корнет на стременах!
Вот он
Птицей полетел
Туда где строй походный шел,
Лились
Потоком егеря,
Дрожала гренадерами земля.
Гусаров
Ментики горят,
Уланов
Пики в флюгерах,
Драгунов
Палаши метут —
На войну любимую идут!
Здравствуй – Фер-Шампенуаз,
Здравствуй Куортани, Орровайс,
Здравствуй – Ла-Ротьер, Краон,
Здравствуй
Лейпциг,
Дрезден,
Кульм!
Будет
Варшава вслед шипеть,
Будет
Берлин греметь-кипеть,
Будет
Париж дышать-дрожать
Будет Рим следом танцевать!
Что так
голубке плачется над ним,
Соколом сизо-голубым
Что так
руки холодят
Серебрянные Крылья Эполет?
Будут
Аустерлицкие поля,
Будет
Бородинская земля,
Будет
Москва углями стыть,
Будет Финский лед кипеть.
В 17 – поднимет эскадрон,
В 20 – в полковника произведен