Первый ел, спал и снова ел. Индикаторы медицинских аппаратов давно погасли, наступила тишина. Первому приносили еду, что-то меняли в хитром высокотехнологичном шкафу в стене с бесшумными створками, плавно выезжавшими вперёд на пневматических поршнях. За дверьми санузла с очень чистым туалетом и душем на полке нашлись тюбик пасты, зубная щётка и мыло. Рядом висела пара махровых полотенец.
Мягкие белые шлёпанцы на ногах, везде чистота и свет… Правда, не видно зеркал. Но Первому и без того есть, чему удивляться. К примеру, откуда он вообще знает названия и назначение вещей… Нет, в его жизни явно произошли перемены к лучшему. Вот только нельзя забывать, что бесплатный сыр – в мышеловке, и от Первого чего-то хотят.
***
Как показалось Первому, наступило новое утро. Он почувствовал: хватит валяться! Пошарахавшись по маленькой комнатке, он легко разобрался с дверцами встроенного в стену шкафа (нужно было просто нажать на них, чтобы они открылись). Он нашёл там несколько сменных комплектов одежды. Хэбэшные штаны, трусы и рубашки-балахоны без пуговиц. Те же больничные робы светло-бежевых и серых оттенков, как и та, что на нём. Но всё же получше, чем тонкий халат до щиколоток, распоротый на спине и застёгнутый на хлипкие липучки.
Первый принял душ (и опять-таки, хоть он себя не помнил, но как пользоваться душем – знал). Вытерся. Оделся в бежевый больничный комплект. Позже за ним зашёл «боевой санитар». Он объявил Первому, что теперь тот будет обедать в столовой.
Санитар не приказывал Первому повернуться, не застёгивал на нём наручников и не гнал его перед собой, уткнув ему между лопаток ствол пистолета. Вместо этого он всего лишь приглашающе на него глянул, указав жестом на выход из комнаты. За дверью, мягко отъехавшей вбок, оказался искусственно освещённый коридор, и Первый неуверенно шагнул туда. Санитар вроде не ждал от него никаких сюрпризов – просто шёл рядом, направляя Первого мягкими похлопываниями то по правому, то по левому плечу. Но Первый и не рыпался. Он жадно постреливал глазами по сторонам, считая повороты коридора и запоминая расположение дверей.
Когда они добрались до столовой, Первый был сильно удивлён. Он ожидал увидеть большой обеденный зал с длинными столами. Со множеством таких же «пациентов», как он – не то больных, не то заключённых в сверкающе чистой одежде, сгорбившихся над тарелками с предательски вкусной едой. Но когда санитар вновь коснулся его предплечья, слегка подтолкнув вперёд, ничего такого за очередными дверьми Первый не увидел.
Он стоял на пороге небольшого помещения без окон, оформленного в приторно-бежевых тонах, с желтоватым светом, льющимся от потолочных панелей. Впереди в четыре ряда выстроилось восемь маленьких квадратных столов с композитными стульями по бокам. Никаких раздаточных окошек: еду, видимо, приносили «пациентам» всё те же «боевые санитары». Но других пациентов здесь не было… Почти не было, в зависимости от того, кого можно назвать пациентом. У Первого чуть глаза на лоб не полезли. За ближайшим столиком, лицом к нему, сидела Ханни собственной персоной.
Первый едва не споткнулся о порог, но сумел-таки шагнуть в зал под обжигающим взглядом яростно-голубых глаз. В конце концов, ничего другого ему просто не оставалось. На ватных ногах он подковылял к столику, отодвинул стул и осторожно опустился напротив Ханни, надеясь, что она вдруг не вскочит и не свернёт ему шею. Повисла тишина, они просто смотрели друг на друга. Только мягкие шаги санитара наполняли зал, пока тот выносил откуда-то тарелки с едой и расставлял перед ними на столе. Недурная, между прочим, была еда. У Первого заурчало в животе, когда ноздри защекотал аромат тушёного мяса. Ханни, кажется, это услышала и вдруг улыбнулась.