Сравнительно широкая паттерна, заваленная неподъемным ломом. Перелезли через баррикаду (Караванов при этом придушенно шептал, что на просторах бывшего СССР еще полным-полно мест, где нет ни дураков, ни дорог)… и внезапно коридор завершился голой стеной с выцветшей инструкцией по обращению с торпедными энергетическими компонентами. А влево и вправо убегали коридоры поскромнее…

Глеб приглушенно выругался матом. Бросил, опомнившись:

– Прошу прощения.

– Да ладно, – фыркнула Лида. – Я сама подумала о том же.

– Налево пойдешь… – меланхолично забормотал Борька. – Направо пойдешь… Бросим монетку, товарищи?

– Сидим и слушаем, – шепнул Глеб.

Услышали! Шаркали подошвы где-то справа, одного из ходоков пронзил приступ астматического кашля, и он никак не мог успокоиться. И снова морские разведчики крались за потенциальным противником. Бесконечные извивающиеся коридоры превращались в монотонную карусель. Ходы сообщений, очевидно, предназначались для технического персонала с узкой спецификой. В сумрачных примыкающих помещениях возвышались обросшие плесенью холодильные установки, вентиляционные агрегаты, компрессоры, в глубоких шахтах мерклый свет выхватывал из мрака лопасти гигантских вентиляторов. Расширялся проход, подуло свежим воздухом – и екнуло сердце: похоже, окольными путями они добрались до знаменитой арсенальной штольни, представляющей огромную, выдолбленную в земле, капсулу. Почему так сложно? Вывод напрашивался единственный: со стороны канала проход в штольню заблокирован мощными 20-тонными воротами, и загадочным злоумышленникам приходилось выискивать обходные пути, но с этой задачей они, кажется, справились…

Темнота густела, размыкалось пространство, а где-то впереди, метрах в тридцати, двигалась группа людей. Колыхались смазанные тени, блики от фонарей перебегали со стен на потолок, разливались по полу, заваленному цементной крошкой. Включать фонари было смертельно опасно, стоило лишь кому-нибудь из этих людей оглянуться…

Отсеки здесь были как в подводной лодке. Стена вдруг ушла куда-то в сторону, Глеб застыл, едва не оступившись, – запляшет на цементной крошке, и все, привет… Он судорожно ощупывал стены, скользнул куда-то вбок. Коридор преображался в цех, стены отступали, но пока не пропадали. Он уже забыл, что штольня постоянно делает повороты влево-вправо. Из темноты выплывали массивные колонны, мертвые громады станочного оборудования, стенды для проверки механизмов и устройств, приземистые столы, вмурованные в пол. Выползали из памяти странные определения: «зал регламентных работ», «техническая площадка», «локальная зона объекта «Арсенал»… Мастерская по сбору и разбору ядерных боеголовок… Механики работали за подобными столами, за каждым – отдельная, особо обученная и натасканная бригада. Никаких разговоров, никаких перекуров, все внимание – на работу. Только лаконичные фразы, они сопровождали отточенные движения: «Распрямляю пассатижами шпильку на четыре миллиметра, стопорящую гайку номер шесть. Извлекаю ее из узла». И специально обученный человек заносил эти слова в журнал. «Беру ключ девять на двенадцать, проворачиваю гайку номер шесть на четыре с половиной оборота против часовой стрелки». И снова всё записывалось, и это не было странным, учитывая, с чем в обнимку работали эти неизвестные, но, безусловно, героические люди…

Конец ознакомительного фрагмента.