Речушка стремительно сужалась и мельчала. Вскоре даже на середине вода едва достигала щиколоток. Беглецы спешили изо всех сил убраться как можно дальше от опасности. На правом берегу Горин заметил бьющий из-под земли ключ. Он пригляделся, местность в той стороне была заболоченная, топкая. Похоже, что это был последний шанс сбить преследователей со следа, хотя этот путь снова уводил их в противоположную от города сторону. Но вариантов особо не было, и Алексей решил двигаться туда. Он резко сменил маршрут движения группы и первым прыгая с кочки на кочку углубился в болото.

Заболоченная местность быстро закончилась, перейдя в густой лес. Но не прошли путники и получаса как внезапно уткнулись в ограждение. Оно представляло собой натянутую между часто стоящими деревянными столбами провисшую от времени колючую проволоку. Дерево на столбах было порядком изъедено короедом, проволока сильно поржавела.

– Смотрите, – Саша ладонью смел прилипший мусор с деревянной таблички прибитой к столбу.

«Стой! Опасная зона!» с трудом удалось прочитать облупившуюся надпись, сделанную красной краской.

– Что это такое? – Света подошла поближе к проволоке стараясь рассмотреть, что же там внутри.

Вдалеке снова послышался собачий лай, подстегнувший беглецов.

– Что бы это ни было, здесь никого уже давно нет, – решительно сказал Горин, раздвигая руками проволоку, чтобы образовался проход. – Давайте все сюда.

Очутившись за забором, путники шли с опаской, чтобы не попасть в какие-нибудь заросшие травой ямы. Не хватало еще кому-нибудь в спешке получить травму. Они прошли два полуразрушенных барака с выбитыми окнами, брошенный бульдозер, еще какую-то заросшую кустарником технику вперемешку с насквозь проржавевшими бочками и очутились у подножия небольшого холма, поросшего молодым лесом. Шерлок, отпущенный с рук, с интересом рыскал вдоль этой возвышенности обнюхивая все вокруг. Вдруг, радостно тявкнув, он нырнул за развесистый куст и исчез под ним.

Лай преследовавших собак послышался совсем близко. Горин подбежал к месту куда спрятался Шерлок и раздвинул кусты.

– Все сюда! Здесь пещера! – крикнул он и первым полез в узкий черный лаз.

Подполковник Ребров закрыл зонтик-трость перед входом в управление ФСБ стряхнув в сторону стекающие капли. В Москве все утро моросил легкий дождь, который плотно прибил надоедливую городскую пыль обещая нежаркий летний день впереди. Дежурный на посту формально скользнул взглядом по открытому удостоверению подполковника и поднес правую ладонь к козырьку фуражки отдавая воинское приветствие:

– Доброе утро, Василий Иванович! – поздоровался он с вошедшим.

– Привет, Никита! – Ребров открыто улыбнулся прапорщику как старому знакомому и пожал ему руку. – Как дела?

– Спасибо, Василий Иванович, все хорошо, – ответил дежурный, – Дюжев приказал вам передать, что как только вы появитесь, сразу же к нему.

– Да, – Ребров нахмурился, – и давно Дюжев в управлении?

– Часа два назад приехал.

Это было не к добру если начальник управления ФСБ приехал на работу за два часа до начала своего рабочего дня. Значит что-то произошло. Понимая возникшую срочность Ребров не сдал заходить к себе в кабинет, чтобы оставить мокрый зонт, а сразу поднялся на третий этаж в приемную генерала Дюжева. Сидящий в приемной офицер попросил подождать, пока он доложит о его приходе руководству.

Старшего оперуполномоченного по особо важным делам подполковника Реброва за глаза называли Чапаем. Не трудно догадаться, что причиной этому было не внешнее сходство с легендарным комдивом, а просто банальное совпадение имени и отчества. Василий Иванович за свои пятьдесят два года мог достичь большего в деле продвижения по карьерной лестнице благодаря своим недюжинным аналитическим способностям, решительности и гибкости ума, но… как всегда, но. Были случаи, когда он не мог переступить через себя, пойти на какие-то уловки, махинации, сокрытие неугодных руководству фактов и это всегда, как назло, происходило в те самые моменты, когда все складывалось как нельзя удачно для его продвижения по службе. Руководство ценило его за способность сделать результат, но никогда не доверяло щекотливых, скользких дел, где могла возникнуть необходимость изменить ход событий в другую, нужную определенным кругам сторону. Вот и завис Ребров на своей должности старшего опера по особо важным уже в течение одиннадцати лет и, похоже, что это станет пределом его служебных достижений. Такое положение вещей расстраивало Василия Ивановича, но своими принципами жертвовать он не хотел. Такое было воспитание. Работу он свою любил и в глубине души носил в себе веру в торжество справедливости.