И брак вскоре рухнул, хотя в 1899 году тридцатилетняя Эльза успела родить доктору Ласкеру сына. Для сравнения: второй чемпион мира по шахматам прожил со своей фрау Мартой более полувека.
Ее вторым мужем стал, сказали бы сегодня, поэтический куратор (а также искусствовед и композитор) Герварт Вальден, и это не литературный псевдоним, а имя и фамилия, которые поэтесса заставила взять своего избранника девятью годами младше ее самой Георга Левина. Сам же он трепетно именовал ее «фрау доктор». Именно Вальден издавал ключевой для немецкого экспрессионизма журнал «Штурм».
(Просто в порядке жизненной рифмы отмечу, что второй муж Елены Шварц был соиздателем лишь наполовину не состоявшегося «Штурма» отечественного соц-арта и постмодернизма – «Вестника новой литературы».)
В начале XX века Эльза Ласкер-Шюлер примкнула к экспрессионистам (все они были двадцатью примерно годами моложе ее) как равная, хотя формально и фактически вполне могла претендовать на статус предтечи.
Но ее манила роль не столько мэтра, сколько метрессы.
Всех своих новых друзей она, «вечно влюбленная» (это самоаттестация), тут же переименовывала: Готфрида Бенна – в Варвара Гизельгера, Георга Тракля – в Золотого Рыцаря, Франца Верфеля – в Принца Пражского и так далее. Всем – и прежде всего Варвару Гизельгеру и Сенне Хою, он же Саша, Князь Московский (Иоганн Гольцман), – посвятила высокие образцы любовной лирики.
Столь же особое положение занял в ее жизни Петер Хилле (архипоэт, архибуян, архижрец и архибражник), на смерть которого в 1904 году поэтесса откликнулась «Книгой Петера Хилле».
Дружила она также с прозаиками и прежде всего поэтами Эрнстом Толлером, Эрихом Мюзамом, братьями Гельмутом и Виландом Херцфельде, Альбертом Эренштейном, Паулем Цехом, Рихардом Демелем, Теодором Дойблером, с художниками Францем Марком, Георгом Гроссом и Оскаром Кокошкой, со знаменитым публицистом (по преимуществу) Карлом Краусом.
Первый же поэтический сборник Эльзы Ласкер-Шюлер «Стикс» (1902) принес ей славу, которую последующие книги и публикации на страницах «Штурма» только упрочили, а эксцентрическое и эпатажное поведение «принца Юсуфа» окрасило в несколько скандальные тона, а потом и просто в скандальные тона.
Масла в огонь подлили «Письма в Норвегию» – более чем откровенные очерки богемных нравов в берлинской литературной среде. Распался свободный брак с Вальденом.
Наконец началась, а потом и закончилась Первая мировая война, в пламени которой, наряду со многим прочим, сгорела и поэзия немецкого экспрессионизма.
Кое-кто из поэтов пал на фронте.
Георг Гейм утонул, катаясь на коньках на льду пруда (что предсказано в одном из его стихотворений).
Георг Тракль покончил с собой (или умер от передоза).
Готфрид Бенн – теневой (на тот момент) лидер экспрессионистов – от ненависти к торгашескому рационализму на время проникся фашизоидными настроениями и поначалу приветствовал приход Гитлера к власти.
Поздние экспрессионисты – Берт Брехт и Иоганнес Р. Бехер – перешли на протомарксистские позиции.
Поэзия и вообще-то отошла на второй, если не на третий план, а на авансцену вышли так называемые кабаретисты во главе с Эрихом Кестнером (название литературного направления, которого они придерживались, – Neue Sachlichkeit – можно, правда, не без натяжки, перевести как «новый реализм»).
Эльза Ласкер-Шюлер, уже пятидесятилетняя, попала в ситуацию, описанную строчкой БГ «Рок-н-ролл мертв, а я еще нет».
(И точно таким же ходячим анахронизмом стала, самое позднее начиная с 2000 года, Елена Шварц. Литературные премии, которыми были удостоены и та и другая, подобное положение не столько затушевывали, сколько, наоборот, выпячивали.)