К периоду жизни в Комсомольском относятся события, которые сохранились в моей памяти. Мне шёл уже пятый год. Перед Новым годом мы с отцом ходили в лес за ёлкой. На меня одевали тёплое пальто, валенки, шапку, повязывали шарф, надевали тёплые рукавицы. Отец брал топор, сажал меня на санки, и мы ехали в лес, который был совсем рядом и кругом. Мы выбирали ёлку, обтаптывали её (таким образом помечали) и ехали дальше выбирать лучшую. Помеченную ёлку уже никто не трогал. Наконец, выбрав ёлку, которая нам больше всего понравилась, рубили её и клали на санки, а я ехал домой у отца на плечах.

Помню свою няню, молодую девушку из деревни. Она жила у нас постоянно, так как мать и отец работали, а брат ходил в школу. Возникает вопрос: почему понадобилась няня? Мама рассказывала, что ещё в Тейкове меня определили в садик (а до этого я всё время был со своей бабушкой). Мне было около четырёх лет. Нашу группу повели на прогулку. Рядом была железная дорога, за дорогой – поляна, которая тянулась вдоль железной дороги. Было тепло, было много полевых цветов, над которыми летали бабочки. На поляне, где мы проходили, на верёвке пасся бычок. Так получилось, что воспитатели провели всю группу мимо бычка, а я где-то в это время присел в траве, и меня не заметили. Когда же попытался пройти мимо бычка, он замычал, нагнул голову и пошёл на меня. Я испугался и прибежал назад в садик. Меня никто не заметил. В фойе забрался под круглый стол, с которого свисала скатерть до пола, и уснул. Мама потом рассказывала, как меня долго искали, плакали, кричали друг на друга до тех пор, пока я не вылез из-под стола. С этого момента при слове «садик» у меня начиналась истерика, и родители были вынуждены нанимать мне няньку.

В холодные зимние ночи в городок ночью забегали волки. Слышал, как мать с отцом говорили, что собирают охотников на облавы. Я раза два ходил смотреть на убитых волков, которые лежали около подъездов. Они казались очень большими, оскаленные морды с прикушенными языками.

Напротив окон нашей квартиры каждую зиму заливали каток, строили деревянную горку и заливали её водой. На ней вся окрестная ребятня целыми днями веселилась. Я уже катался на коньках, прикрученных на валенки сыромятными ремешками с применением специальной палочки (шпульки, то есть катушки для намотки ниток, с ткацкого станка). Один раз докатался до того, что получил растяжение паховых сухожилий и несколько дней не мог ходить. Сидел на столе напротив окна и смотрел, как катаются другие. У моего брата были очень хорошие коньки, норвежские, беговые. Он часто ходил со своими сверстниками на большой каток. Однажды вечером пришёл домой без них: их у него срезали. Повалили на снег, бритвой по ремешкам, и убежали. Такие коньки на рынке стоили дорого. Фактически это ограбление.

Однажды зимой я заболел скарлатиной. Из дома меня увезли в больницу на телеге скорой помощи (машин скорой помощи не было). Мама говорила, что я долго и тяжело болел. Обошлось без осложнений. Домой попал, когда снега уже не было. Привезли на машине-фургоне с крестом.

Мама в это время работала директором Миловской семилетней школы. Село Миловское примыкало к посёлку Комсомольский. В 1950 году у меня появилась младшая сестра. Её назвали Катериной в честь моей бабушки.

Вскоре после рождения дочери отца вызвали в прокуратуру города Иваново и по распоряжению прокуратуры РСФСР рекомендовали направить на усиление органов прокуратуры в Краснодарский край. В прокуратуре Краснодара он получил назначение прокурором в Темиргоевский район. По приказу от 5 января 1951 года принял дела у предыдущего прокурора этого района Кукушкина, не имевшего никакого образования. Прокуратура располагалась в обычном жилом доме. В штате была пара лошадей с ездовым и набором положенных средств передвижения.