Безлюдны аллеи, лишь стаи ворон…
И робкие, тая, снежинки летели;
Афиши театра у белых колонн
Заполнили драмой надолго недели.
Под пальмами грезились мне острова;
Хотелось покинуть туманы и осень.
Повсюду на склонах пожухла трава,
Лишь вид неизменен у елей и сосен.
Лихих каруселей свободны места,
Но время настало готовить салазки;
И капля за каплей стекали с куста
Осенней палитры янтарные краски.
Так осень теряла свой яркий наряд,
С дождями, порой, заключая альянсы.
Последние дни доживал листопад,
И вихри сметали из листьев пасьянсы.
Разгул
Голос потока груб.
Ветер пугает свистом.
Речь водосточных труб
О дожде-рецидивисте.
Он из банкиров-туч
Мглы выбивает ссуду.
Севера взгляд колюч
И неуютно люду.
Осени шел грабеж
Мрачно, неотвратимо.
Стоили медный грош
Тусклого дня картины.
Нынче, казалось, зло
Свободно гуляло в мире…
Ветром листву несло,
И эхо стреляло в тире.
Непогодь
Небо упало рогожей;
Площадь – свидетель скандала;
Улица в лица прохожих
Снега крупинки бросала.
Лужи шарахались резво
В стороны из-под машины.
Люка открытое жерло
Вод поглощало пучины.
Северный злящийся ветер —
Автор холодных пощечин.
Вихрей тяжелые плети
Били по спинам обочин.
Флюиды ночи
Горел фонарь, извечный полуночник,
И плыл тумана белый фимиам…
Казалось, напрягая позвоночник,
Тянулся столб к нависшим проводам.
Любил он света вылиться потоком
И мнил, что недостаточен накал.
С луною мрак расправился жестоко, —
Сквозь тучи блеск ее не проникал.
Я не искал душевного покоя,
Эдема мне не представлялся сад, —
Я жил любви прекрасною мечтою
И чувству вдохновения был рад.
В знакомом парке прокричали птицы,
Взлетели стаей, начали кружить;
Дождя опять засеребрились спицы,
С клубка у тьмы разматывая нить.
Агония
Колючих капель мелкая шрапнель
До боли ранила лицо и руки;
Кружилась вихрей лихо карусель,
И корчился ноябрь в предсмертной муке.
Потоки, распирая берега,
Неслись в бурливом русле речки;
Из туч летела снежная фольга
И думалось о теплой русской печке.
На зданиях дрожали витражи,
До горизонта небо было хмуро;
Все круче исполняла виражи
Над городом бушующая буря.
Веселья не мигали маяки;
Неся с предгорий вой шакалий,
Шершавые ненастья языки
Листву с дерев последнюю срывали.
Похищение света
Печальным узником, несущим груз оков
Без радостей, надежды и привета,
Казался день под толщей облаков, —
И все попытки солнца были тщетны, —
Сияние с высот запрещено;
Смотрела роща в поле безучастно,
Как рассевалось снежное пшено
На черноземы и суглинки пашни.
Среди осенней непроглядной хмари
На лучшее никто не уповал,
А снег с дождем разбойничали в паре, —
И лес с себя последнее снимал.
Акт осенней драмы
Осенний исполнялся ритуал;
Нагие ветви затрясло в ознобе;
Свет робок и все время убывал;
Мерцало солнца жалкое подобье.
Дождь шапкой-невидимкою таясь,
Закуролесил по дорожным лужам…
Теперь событий временная связь
Все откровенней проявлялась стужей.
Один в своей сквозящей конуре
Спал чутко пес, подергивая бровью;
Безрадостно, пустынно на дворе…
Деревней овладело чувство вдовье.
В березняке на кронах гроздья гнезд
Чернели перезрелыми плодами.
Расклевывал на ветке что-то клест,
А снег летел и лип к оконной раме.
Весело о грустном
Ноябрьское каприччо,
Гаданье перемен.
Качается привычно
Осенних дней безмен…
Здесь солнце бросит глянец,
Там капель перемет,
То вдруг закружит танец
Пушистый снег вразлет.
Что нынче перевесит,
Стоит теперь вопрос:
Сырой погоды плесень,
Иль грянувший мороз.
Крушение
Как в ноябре беднеет парк!
Сорил богач – в итоге нищий.
С казною царской призрак-барк
По сумрачным протокам рыщет.
Прощанья наступает час…
Открылось взору запустенье —
Ограблен был иконостас
Зимы воинственным вторженьем.
В руинах свищут сквозняки…