В условиях фронтовой жизни, когда бойцы находятся на позиции, охватить всех своим вниманием в равной степени замполит роты, конечно, не мог. И тогда в помощь ему назначались агитаторы – грамотные бойцы и младшие командиры, не обязательно члены партии. Как правило, они читали бойцам материалы из газет и сводок Информбюро о положении на фронтах, вели беседы по прочитанному. От агитатора требовалось не только понимание предмета, о котором он говорил с другими, но и умение убеждать, внушать веру в свои слова.

Писатель, а в годы войны фронтовой журналист, Александр Чаковский приводит в своей повести «Военный корреспондент (Это было в Ленинграде)» такую сцену:

«Мы вышли из машины и пошли к развалинам.

Немецкая артиллерия била не умолкая. Снаряды ложились правее нас, где-то в районе переправы. Подул холодный ветер, начинало морозить.

Было видно, как горят костры в подвалах сохранившихся домов. Я заглянул в один из подвалов. Там тоже горел костёр, и группа бойцов грелась у огня.

Никто не обернулся, когда мы вошли. Бойцы сидели вокруг костра и слушали кого-то. Говорила женщина. Мы не видели её лица, она сидела спиной к нам.

Мы тихо обошли круг, чтобы увидеть лицо говорившей. Это была совсем ещё молодая девушка. На вид ей нельзя было дать больше восемнадцати лет. У неё был очень высокий голос.

Девушка говорила о Ленинграде. Я понял это не сразу. Она не произносила слово «Ленинград». Девушка говорила «он», и мне сначала показалось, что речь идёт о каком-то человеке.

Девушка говорила о бомбёжках, артиллерийских обстрелах и о пожарах в городе. Она сказала, что Гостиный двор горел…

Наконец девушка кончила говорить.

Я подошёл и спросил, давно ли она из Ленинграда. Но девушка ответила, что никогда там и не была, а всё это только слышала и читала. Она агитатор полка и всю жизнь провела в Забайкалье…

– Вот кончится война, – сказала девушка, – тогда обязательно в Ленинград поеду…»

Б. Ф. Редько, бывший до войны учителем, вспоминает, как инструктор по пропаганде и агитации полка назначил его агитатором минометного взвода:

«– Политрук роты и комиссар полка, – говорил он, – помогут вам, обеспечат нужным материалом.

Сам он дал мне номера «Правды», «Красной звезды», «Ленинградской правды», а также армейской и дивизионной газеты. По их материалам я и начал агитационную работу.

Запомнилась первая беседа о жизни и борьбе ленинградцев, находившихся в блокаде. Все мы знали, что рабочие города на Неве получают в день всего по 250 граммов хлеба, а служащие и дети – и того меньше. Знали, что от бомбежек, обстрелов и голода тысячи мирных людей погибли. Положение Ленинграда чрезвычайно волновало всех нас.

Я подобрал много фактов, которые свидетельствовали о стойкости ленинградцев, их непоколебимой вере в победу, и рассказал о них гвардейцам. Мои товарищи узнали из беседы, что ленинградские рабочие не только ремонтируют боевую технику, создают оружие и боеприпасы, но и сохраняют исторические, культурные ценности. Они частично восстановили трамвайное движение, водопровод…

– Ленинград держится, борется, живет и ждет нас, – говорил я своим однополчанам. – Ждет подвига гвардейцев в боях при прорыве блокады».

Вот так непосредственно на переднем крае вели свою воспитательную работу политорганы Красной Армии.

Вернемся к положению на Северо-Западном направлении в конце 1941 – начале 1942 гг.

Если успешное в целом наступление наших войск с востока позволило освободить железнодорожную линию Тихвин – Волхов и наладить многоступенчатое снабжение Ленинграда: по «железке» – ледовой «Дороге жизни» – снова по «железке», то действия 54-й армии с севера в направлении железнодорожного участка Мга – Кириши встретили упорное сопротивление врага. К началу января 1942 г., наступая, наши продвинулись едва на 4 – 5 км, но закрепиться не смогли, и были оттеснены немцами на исходные рубежи.