– Шалопай…

В середине дня Роза задремала в своей «будке», как она сама ее называла, и ее разбудил настойчивый стук.

– Явились не запылились. – Роза мрачно смотрела на гостей.

Женщина в строгом светлом костюме, в блузке, с большим бантом, завязанным под тремя подбородками, носила на голове прическу в виде пирамиды из долины Гиза. Невысокий лысоватый мужчина с бегающими глазками и высоченный детина в черных брюках и такой же черной кожаной куртке смотрели в крошечное окошко, через которое Роза и вела торговлю.

– Пора, дорогая, вот распоряжение, – прервал томительное молчание лысый. Он на секунду остановил бег маленьких глазок.

– Я же оплатила разрешение на торговлю до конца года…

– Я знаю, знаю… но все палатки устаревшего типа пойдут под снос.

Роза понимала, что ничего не сможет сделать, а ведь она так привыкла к этому образу жизни: к табуретке внутри будки, запаху табака, постоянным покупателям, подпольной продаже по одной сигаретке, к разговорам о том о сем. Привыкла даже к цыганам, которые пару раз выманивали у нее часть выручки. Еще она воспитала сына, который запил в тридцать лет и замерз зимой прямо напротив подъезда их дома. У нее остались кое-какие накопления и старая дача в Подмосковье.

А теперь от нее требовали освободить помещение до 17:00.

Коммерческая жилка до сих пор позволяла Розе держаться на плаву. Когда поток покупателей иссякал, она читала. А еще – помогала другим. Об их напастях она узнавала от детей. Давешний мальчик проговорился как-то, что маме нужны таблетки для больной щитовидки, но их не на что купить и даже не найти в местных аптеках. Роза через свои связи нашла лекарство и каждый месяц передавала с мальчуганом «Трийодтиронин» его матери.

Еще она иногда бесплатно кормила местного попрошайку а он в ответ делал вид, что играет ей на несуществующей скрипке. Ее мальчик тоже играл когда-то…

– Хорошо. Я доработаю до половины пятого и уйду.

– Вы должны освободить помещение, в противном случае оно будет утилизировано вместе с товаром.

– Я знаю.

– Подпишите акт, что вы ознакомлены с решением управляющего органа.

– Управляющий о-о-орган… – повторила Роза так, что громила в черной кожанке нервно почесал подбородок.

– Я хочу удостовериться, что вы поняли.

– Передай своему начальнику Долмаханову чтобы шапку носил, голову берег в мороз.

– Не понял…

– И не надо, – ответила Роза, захлопывая створку окошка.

Ровно в 17:00 она вышла из палатки с неизменной клетчатой сумкой в руках. Пройдя несколько метров, присела на лавочку и закурила. Посидев так с полчаса, вздохнула и отправилась на остановку троллейбуса.

Когда мимо проехал грузовик с небольшим погрузчиком, Роза поняла, что это по ее душу. Она смотрела, как отсоединяются провода, питавшие лампочку в ее будке, как погрузчик подхватывает домик под самое дно, как, матерясь и переругиваясь, двое рабочих грузят палатку в машину.

Роза вышла к шоссе и подняла руку. Водитель остановившегося «жигуленка» спросил с южным акцентом:

– Куда домчать, красавица?

Роза, усевшись на заднее сиденье, объяснила:

– Сейчас этот грузовик поедет, следуй за ним, дорогой… я заплачу.

Водитель недоверчиво посмотрел на Розу и она, понимающе кивнув, протянула ему авансом купюру.

Палатку выгрузили в другом районе города. Пожав руку вышедшему из ближайшего подъезда мужчине, грузчики уехали.

Тишину в машине первым нарушил водитель:

– Дарагая, мне так жаль… Это твой палятка быль? Да?

Роза не мигая смотрела через лобовое стекло на происходящее снаружи.

– У меня брат цветами торговал, трижды новую палятку покупал, весь в долгах. А каждый год архитектор приходит и говорит: устарела, устарела…