30 октября

«Кислород», автор пьесы и реж. И. Вырыпаев, Театральный центр на Страстном.

Это называется так: на всякого Гришковца рано или поздно найдется свой Вырыпаев. Явление из той же области, те же корни кабаре и традиция не наша, а Ленни Брюса (американский сатирик, мастер юмористической импровизации,1925–1966). Хорошо смотреть в подвале или в демократичном клубе, потягивая кофе или пиво. На помпезной и нелепой, в синий бархат одетой сцене ТЦ на Страстном это гляделось нелепо. Будто на «Оскара» кто-то явился в джинсах и ковбойской шляпе, неприкрытая радость от большой аудитории и настоящей вроде бы сцены – мы сделали это! Если ты «настаиваешь» на своей ненависти к фальши официоза, не должен с ним брататься, а если побратался, то твоя ненависть вызывает сомнение. А правда ли ты ненавидел все это? Или хотел, чтобы тебя заметили? Об этой проблеме авангарда много говорил еще Т. Кантор (польский театральный режиссёр, живописец, график, сценограф, 1915–1990). Для меня они все немного напоминают С. Дали, где конъюнктуры и искусства было пополам.

Давно высказанная мне К. Райкиным мысль – если о спектакле не шумят и не говорят, это плохой спектакль, устарела. Так можно было точно проверять себя в советские времена. Сегодня формула работает лишь отчасти. Сегодня неадекватно шумят о многом, что того не стоит, и то, что «король голый» доказывает жизнь, а не моя вредность. Через год, от силы два, спектакля, пьесы, человека, события будто и не было вовсе. Интерес повсеместно иссякает. Я еще про «Сирано» Мирзоева говорила, что кризис неминуем, почти пришел, на меня злились. Вот сегодня он сделал «Лира», и все его «дружбаны» высказались более чем разочарованно и грубо (когда-то точно так же стройными рядами они покинули бедного замороченного их чрезмерными похвалами С. Женовача). Они скажут – сделал плохо и получай, но, во-первых, не обольщайте, а во-вторых, почему вы вроде такие разные прозреваете вечно толпой, сворой и по свистку?

Ситуация сегодня осложняется тем, что театральные люди в большинстве своем в театр не ходят и друг друга не смотрят. Или идут тогда, когда некое «мнение» уже сложилось. И если у тебя оно другое, то уже не выступают, а комплексуют и молчат. Маститых критиков задавили. Старшее поколение режиссеров вдруг в одночасье постарело, и им бестактно напоминают об этом. Нет ни в одной театральной области авторитетов. И поэтому можно печатать, что хочешь. Например, как М. Давыдова, написать про Т. Доронину, что она – руководитель красно-коричневого МХАТа.

Мне эта ситуация напоминает сцены из «Дяди Вани» Някрошюса, когда на сцене резвятся лохматые полотеры – слуги разгулялись в отсутствие хозяев. И логика! Просто восхитительная! Всякий раз новая печка. Как у Табакова. Если с его скучнейшего и ошибочного по режиссуре «Копенгагена» (по пьесе М. Фрейна, реж. М. Карбаускис, 2003) уходят люди, он это объясняет так: ну, не привыкли наши зрители к интеллектуальному зрелищу. А если уходят с прелестного «Короля-оленя» Дитятковского, то зрители правы, потому что не желают скучать на плохом спектакле. Восхитительно! Кстати, «Короля-оленя» сняли. Вроде бы не навсегда, но… М. Ульянов сказал: «Нет контакта с публикой». Но ведь сейчас то же происходит с «Лиром», а театр контакт ищет!

Так все-таки И. Вырыпаев. Он был замечателен в Театре. док в «Песнях народов Москвы» (пьеса М. Курочкина и А. Родионова, реж. Г. Жено). Выделялся среди полной самодеятельности сильно – умелостью актерской, ощутимой личностностью, обаянием и, я бы сказала высоцкой мощью: когда хрипел свою песню в финале, сдавливало горло от сочувствия. Хотя и в том спектакле было много нелепостей. Ситуация: привели вроде бы настоящих бомжей, и они говорят монологи о своей жизни – даме-гиду-переводчику-учительнице. Она как раз играла плохо и фальшиво. Добиться крайней степени достоверности (задача – минимум спектакля) получилось далеко не у всех – мастерства не хватило, а то бы вышел новый «Современник».