Но это не столько Божия гарантия спасения, сколько дар для приумножения. «Залог бывает обеспечением для всего, – объясняет святитель Иоанн Златоуст. – Он купил нам наше спасение, и пока дал только залог. Почему же не даровал всего тотчас же? Потому что мы, со своей стороны, еще не исполнили всего. Мы уверовали, это лишь начало, и Он даровал залог. А когда веру покажем в делах, тогда представит нам и все. <…> „Залог“ чего? „искупления, удела“. Совершенное избавление совершится в будущей жизни, потому что теперь мы живем среди мира и много человеческого привходит в нас, и с нечестивыми обращаемся. Когда же не будет ни грехов, ни человеческих страстей… тогда уже наступит совершенное избавление; а теперь (дан только) залог».[35]

Крещаемый получает как бы искру духовного огня, который ему надлежит распространить на все свое естество. И в процессе освящения и просвещения в течение всей жизни человека, соединяя в себе множество частных добродетелей-навыков, формируется единая добродетель богоподобия – святость.

Но, как отмечает преподобный Симеон Новый Богослов: «Человек тогда бывает свят, когда уклоняется от зла и творит благо, не потому, чтобы освящаем был добрыми делами, ибо от дел закона не оправдится ни одна душа, а потому, что чрез делание добрых дел приусвояется и приуподобляется святому Богу (выделено нами. – И. П.)».[36]

Освящается человек через добрые дела, но не формально совершаемые, а исходящие из высшей добродетели – любви, мало-помалу ткущейся в сердце делами, культивирующими ее.

Итак, свято лишь то, что в Боге и от Бога непосредственно исходит, потому что святость – это исключительно Божие свойство, ибо один только Бог свят по Своей природе. Все и всё святое святится Его святостью.

В чем же библейское значение этого термина?

Древнееврейское слово кадош переведено в Септуагинте[37] словом агиос (ἅγιος).[38] Именно это слово, как «наименее связанное с языческими представлениями, послужило „наичистейшим сосудом“… для нового вина Откровения».[39] Стремясь определить содержание и объем понятия святости, священник П. Флоренский отмечает, что Святым, кадош, Бог именуется «как вполне особый в Себе Замкнутый, каковой стоит в противоположности миру, к которому Он не принадлежит».[40]

«Святость Божия, которая столь мощно открывается в спасении Израиля, обусловливает и производит освобождение от грехов, ибо она стоит в решительнейшей противоположности против всякого грешного существа. <…> Поэтому правильное отношение к святости Божией есть та связь страха и доверия, которая красной нитью проходит чрез все Священное Писание. Из сказанного явствует, что святость Божия есть начало, лежащее в основе и образующее все спасительное Откровение во всех его моментах».[41]

В Писании святость открывается как освящение. Бог освящает, принимая с Собою в общение, отделяя не только сакральное от профанного,[42] но и из сакрального, в свою очередь, выделяя область священного, обособляя Себе что-либо или кого-либо из мира: Свое Имя, заповедь, субботу, храм, человека, священство, народ (в ветхозаветную эпоху – Древний Израиль, в новозаветную – Новый Израиль: Церковь Христову).

…Святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш (Лев. 19: 2), – говорит Бог Израилю. Слова эти несут в себе таинственно-непостижимое сочетание несочетаемого, которое во всем величии раскроется только в Новом Завете: Бог имеет иную природу, чем мир – человек призван к обожению. Однако уже в Ветхом Завете Бог открывается людям как призывающий нас к сопричастности этому Его свойству.

Мы исповедуем Бога как Промыслителя, Который