Там всё поют: Русланова, Утёсов,
Муслим, Шульженко, Зыкина, Бернес.
Давно пусты на речке все причалы,
И лодки разбрелись по всей воде.
Гитары, песни, смех… Любви начало…
Ах, ночи белые, о, юность!.. Где вы?.. Где?!
Всё – там, всё – в том, что в прошлое минуло,
Где дров берёзовых дымком курит труба,
И, в ночи долгие, в сугробы затонула
До самых окон, ветхая изба.
Где сказки детства шепчет та избушка,
И мама, бесконечно молода,
С улыбкой шутит: «Я уже старушка.
Вот-вот умру. Куда же вы тогда?..»
А мы куда?.. Мы, маму, обнимаем,
В нас жар любви и добрый альтруизм…
Взрослея, мы, всё это, забываем.
С годами, нас горбатит эгоизм.
Весна 2002 г.
ПАМЯТИ ДУШИ
Когда томит расплав наитий нежности,
И тих забот сплошной круговорот,
Я ухожу за дальние безбрежности,
За памяти миражный поворот.
Я уплываю в мир фантасмагории,
В причудливом соитии времён,
Где вне цены иные категории
Прикосновений, взглядов и имён.
Где нет страданий, лжи, тоски, банальности,
Чумных аккордов, мрака пустоты,
Но всё в своих глубинах ирреальности,
Пространства абсолютной чистоты.
Былой души тот мир, преобразованный
Под спудом наслоившихся годов,
Он, как графит, в алмаз кристаллизованный,
Не досягаем для чужих миров.
Ему пожары чужды и грабители,
Он не приемлет нынешних сонат,
Не распахнуть ворот в его обители,
Не выставить, как редкий экспонат.
Но грянет час – свершатся все пророчества
И, не достигнув всех земных вершин,
Прорвётся оболочка одиночества,
И Бог коснётся памяти души.
Осень 95 г.
«Мальчишка не был палачом…»
Мальчишка не был палачом,
И не злонравный был проказник.
Узнал, фунт горечи почём,
Что жизнь – не мёд, не долгий праздник.
Но, расшибаясь от падений,
Не резал крыл своих парений.
Не научась терпеть обид,
Чинимых слабым, и неправо,
(Хоть знал, порой, что будет бит)
Шёл в бой, не мудрствуя лукаво.
Как на живую рану соль —
Не мог терпеть чужую боль.
В душе, не будучи бойцом,
Отважно дрался, но без злости.
Частенько, с порванным лицом,
Не размышлял – целы ли кости…
Но даже в схватке, сгоряча,
Боялся бить в лицо сплеча.
Гнушаясь спевок за углом,
Брезглив был к тем, кто тёрся в своре.
Не резал сколотым стеклом,
Не вешал кошек на заборе.
От злого сердца, злобы дня,
Благой Господь хранил меня.
26 август 99 г.
«Мудрее тот, кого нещадно били…»
Мудрее тот, кого нещадно били,
Кто не кривил душой и, сам, не бил.
Несчастен тот, кого, как вещь, любили.
Блажен же тот, кто плакал, и любил.
Лето 2001 г.
ОБРАЩЕНИЕ
Я пред Тобой, Спаситель мой,
С душой – израненною птицей.
Был долог, в муках, путь земной
К живой, целительной, Кринице.
Мы, с жизнью, все, играем блиц.
Нас, грешный мир, как взор блудницы,
Манит и, вдруг, швыряет ниц,
Дыша могильным тленьем в лица.
С лукавой, дьявольской руки,
Стадами бродим в сени смертной.
От вечных истин далеки,
Всё ищем смысла жизни бренной.
И чертыхаясь, и бранясь,
И, натыкаясь друг на друга,
Спешим, смеясь и суетясь,
В безумье замкнутого круга.
Ослепнув, ходим по крови
Без содроганий и смятений,
И повторяем о любви,
В бесовской пляске похотений…
Но Кто-то стукнул в сердце мне…
Очнулся, как от сна хмельного —
Чуть брезжит свет на самом дне,
В глубинах мрачного чертога.
Но Кто стучит, и Кто зовёт,
И почему так очень больно?..
Тоскливых мыслей хоровод,
Сбиваясь, топчется фривольно.
Вошёл Господь в вертеп души,
Не упрекнул, за окаянье,
Грехов оковы сокрушил,
Даруя сердцу покаянье.
Рыданье бьётся из глубин,
В слезах вершится омовенье.
О, нет у Бога половин,
Во всеблагом Его прощенье.
Не я, блудя, нашёл Тебя,
Ты, воскресив меня из тлена,
Подняв, врачуя, и любя,
Увёл из дьявольского плена.
Спешу к Тебе, отныне – Твой,