Со стороны могло показаться несколько странным, что их привезли в отделение, а не в вытрезвитель, но ребята не очень переживали. Отцу Артема, довольно высокопоставленному чиновнику МИДа, уже приходилось вытаскивать их из различных передряг. Вот только на этот раз Артему не дали позвонить отцу, и пришлось ребятам ночевать на загаженном деревянном помосте. Ближе к вечеру следующего дня Артема вызывали на допрос и в камеру он больше не вернулся. К тому времени, когда пришла очередь Алика, он уже успел порядком разозлиться, и прямо с порога едва не нахамил подтянутому следователю в черном строгом костюме. Однако наткнувшись на неприятный, пронизывающий насквозь взгляд, смолчал, и плюхнулся на предложенный стул. Человек за столом был предельно вежлив и корректен, что вызвало у Алика недоумение. А первый же заданный вопрос просто ввел в ступор.

– Так с кем вы собирались стрелять в президента?

После тяжелой и почти бессонной ночи голова работала в замедленном режиме и Алик не сразу сообразил, о чем вообще идет речь.

– Кого… стрелять?.. – после паузы едва выдавил он.

– Александр Петрович Кольцов, – задумчиво прочитал следователь, глядя в студенческий билет, который держал в руке.

– Д-да, – неуверенным тоном подтвердил парень.

– Почему же вас называют Алик? Кличка?

– Нет. Просто сокращенно от Александр. Маме нравилось так меня звать.

Сидящий за столом человек закрыл синюю книжечку, нервно постучал по ней пальцами, поднялся с места и подошел к арестанту вплотную.

– Ну так что по поводу покушения на президента?

До Алика наконец дошло, что перед ним сотрудник КГБ, и он слегка поежился. И далее больше получаса кэгэбэшник мурыжил его вопросами, упорно пытаясь выяснить подробности вчерашней беседы с гражданами США, и лично его, Алика, намерение сотрудничать с ЦРУ. Если бы не серьезный тон разговора, Алик мог бы подумать, что кто-то решил разыграть с ним дурную шутку. С его точки зрения, вопросы казались глупыми, а обвинения надуманными и нелогичными. Довольно скоро он чувствовал себя, как выжатый лимон, и в ответ на вопросы лишь мычал что-то нечленораздельное. Алик уже представил холодную сталь наручников на своих запястьях и нарисовал в воображении картину: он, в арестантском вагоне, едет отбывать срок на Колыму…

И вдруг допрос закончился. Следователь – или кем он там являлся на самом деле – устало откинулся в кресле и неожиданно заявил:

– Имел удовольствие читать некоторые из ваших опусов. Те, что в газете напечатаны, очень недурны. Остро, зло и прямо в десятку. А вот те, которые вы иногда читаете своим приятелям… прямо скажу, не вызывают положительных эмоций. Это попахивает поклепом на нашу с вами Советскую Родину, на нашу жизнь. Вы же комсомолец, Кольцов. Подумайте хорошенько, куда это все может вас привести? Сейчас вы просто пишете пасквили, читаете их в узком кругу. Потом обратитесь к самиздату, а дальше что?.. Прощай, университет, прощай, свобода… Подумайте о своем будущем, о своей маме. Не стоит ее огорчать. Согласны?

Алик замер с открытым от удивления ртом. В самом страшном сне он не мог представить, что его скромной персоной интересуются органы. Два последних года он сотрудничал с Московской районной газетой, куда устроился по протекции профессора с факультета. В основном поручали писать фельетоны, и он отрывался по полной. Платили неплохо, к тому же Алику самому доставляло огромное удовольствие разоблачать негативные явления общественной жизни. На публикации приходили отклики: зачастую хвалебные, но иногда с угрозами, и последнее он считал высшей оценкой своего творчества. Значит, дошло до тех, кого он клеймил, значит – проняло. Публикации выходили под псевдонимом «Алик Круглый», и ему казалось, кроме редактора никому не известно о его авторстве. А что касается тех произведений, которые не вызвали положительных эмоций у сидящего напротив человека – они вообще были сокровенной тайной. Эти рассказы он читал только самым близким, самым доверенным друзьям, и то не часто. И хотя в них он никого не обличал, не кричал о тупости и никчемности системы (в чем сам был уверен на все сто), но жизнь простых советских людей была изображена им достаточно правдиво и отнюдь не в радужных тонах. Никак и нигде этот товарищ не мог прочитать его рассказы – Алик никому их в руки не давал. Значит, содержание «опусов», как выразился этот тип, ему кто-то довольно подробно пересказал.