– Крайняя плоть!

Нас обеих сражает хохот! Потому что есть от чего плакать! Уже двадцать пять лет вместе, а пенис мужа так и не обрел ясного существования для нее.

Воспользовавшись весельем момента, я предприняла попытку добить ее с помощью совершенно сумасшедших интервенций, которые с легкостью поставляет мне подсознание.

Я начинаю рассказывать Эглантин подлинную любовную историю. Важная функция терапевта – рассказывать истории, которые, конечно, несут в себе некий скрытый смысл, потому что мои пациенты, как правило, были лишены этого. Более того, рассказ в определенном ритме и без прерываний вызывает состояние легкого гипноза, благодаря которому смущающие терапевтические намеки воспринимаются с большей легкостью.

На этот раз я завела речь о подруге-художнице, которая недавно встретила мужчину и влюбилась в него так, что могла заниматься с ним любовью долгие часы. В связи с этим она нарисовала серию картин, на которых графически изобразила себя обнаженной. А над собой розовым и черным написала могущественную формулу: «Я люблю твой член».

Эглантин побледнела.

«Вы же не хотите, чтобы я сделала такое же?» – Она едва не задохнулась от возмущения. Я не стала гасить эффект сюрприза и не ответила. Я предоставила слово поэту[14], и он сказал о желании и любви.

Она впервые пришла ко мне на консультацию и добрых полчаса рассказывает о своем болезненном детстве, об ужасной истории дяди или кузена, который во время семейных сборищ заталкивал ее в темный угол, о своем отвращении после того, как он совершил с ней «это»… Она говорит больше всего о тоскливом страхе, охватывающем ее, когда муж выражает желание… Вначале занятия любовью ей нравились, но вскоре ее охватил страх… страх проникновения, страх, что она ничего не почувствует, быть может, страх боли. Ей никогда не приходилось испытывать наслаждения. «Иногда это приятно, но не более того…» А ей хотелось бы испытать оргазм! «Поймите, мне хочется, чтобы у меня состоялся хотя бы ОДИН ОРГАЗМ!»

Я спрашиваю: «Всего один? Вы не очень требовательны!» Обычно мои слова помогают им расслабиться (такие сеансы вещь привычная), у них вдруг возникает ощущение, что они пришли не требовать луну с неба.

Они ищут, конечно, решение неудовлетворенности своей сексуальной жизнью и надеются обрести опыт по достижении наслаждения, ныне считающегося одним из прав.

Эпоха, когда Брассенс пел: «У честной женщины наслаждения не бывает», давно миновала. Феминистки, в первую очередь американки, давно уже требовали права на наслаждение. Но какое наслаждение? Какой оргазм? Тот, которого добиваются в одиночестве? Самый доступный, поскольку является относительно независимым от качества любовного обмена? Иными словами, клиторный оргазм!

Исследования – иногда крайне субъективные – дошли до попыток доказать, что вагинальный оргазм есть миф, сотворенный сочинительницами сказок! «Очевидно, что 30% женщин, утверждающих, что у них регулярно бывает оргазм во время занятий любовью, относятся к тем, кто имеет тенденцию хвастаться»[15].

Защищая клиторный оргазм, достигнутый в одиночестве или совместно, эта книга, несмотря ни на что, обладает тем достоинством, что снимает вину с юных девушек, которые таким образом открыли свое тело и свою чувственность, и с многочисленных женщин, которые по разным причинам не получили доступа к полноте своей сексуальной жизни.