Ночи были холодные, ночевать просились в деревенские избы. В тяжелые времена люди сплачиваются и помогают друг – другу. Поэтому и нас пускали переночевать, хоть нас было шестеро, вместе с шофером. В тепле, за чаем, начинались расспросы: «Что, это все ваши?» – указывая на малышню.

«Да, мои, сыну шестнадцать, дочка, а эти двойняшки – сиротки. Мать умерла в роддоме, а отец, как и положено, на фронте. Всем им по два с половиной года».

Тут одна из женщин и говорит: «Попомни мои слова, за твою доброту все твои вернутся с войны!» Мама, не поверив, запричитала: «Такая война…». Но и это предсказание сбылось.

Вернулся с войны мой отец, хотя несколько раз был на краю гибели, вернулся старший брат, окончивший в июне сорок первого школу с отличием, но поступивший вместо запланированного ВУЗа в артиллерийское училище и распределенный, по его окончании в Подмосковье, оберегать Москву от налетов фашистских самолетов. Вернулся и второй брат, который ушел добровольцем на фронт, как только ему исполнилось восемнадцать… А вы говорите – чудес не бывает…

Мой отец – Майоров Николай Иванович – кадровый военный, воевал в Первую мировую войну, в гражданскую, в финскую и в Великую Отечественную войну. Закончил войну с многочисленными наградами в звании гвардии полковника. Мама – Майорова Елена Степановна, пока не было детей, учительствовала, а как появились дети, стала обычной домохозяйкой на иждивении отца. Будучи военнослужащим, папа подчинялся приказам и служил там, куда его направляли, а вместе с ним переезжала и его семья.

Первый мамин ребенок – Ниночка – умерла от воспаления легких зимой 1921 года, а в 1923 года родился сын Владимир, в 1925 году – Виктор. Когда умерла Ниночка, папа служил в Песках под Москвой. Как-то к ним в дом пришел проверяющий из Москвы. Он увидел пустую детскую кроватку и спросил: «А где же ребенок?» Мама молча показала в окно, из которого было видно кладбище. Проверяющий посочувствовал и вскоре папу перевели в Москву. На все лето воинские части переводили в летние военные лагеря, где они продолжали военную подготовку в полевых условиях, а семьи командиров жили поблизости, иногда на территории гарнизона, а иногда и среди местного населения.

Однажды, прогуливаясь с ребятами, мама зашла в соседнюю деревню и спросила свою знакомую Валю. Оказалось, что Вали нет дома, и ее мать сказала, что ее можно найти в поле, куда она орать поехала.

– А что же она там орет? – спросила мама.

– Да, по-вашему, значит пашет.

В другой раз мама вышла на просеку, где еще трудились лесорубы. Мама хотела присесть отдохнуть на только что срубленную сосну, как вдруг ее остановил молодой парень-лесоруб: «Не садитесь, а то обсеритесь». Мама возмутилась: «Почему же я обсерюсь?» Лесоруб пояснил, что серой они называют смолу, а если замажетесь смолой, ее трудно очистить… Как-то в других лагерях мама пошла вешать выстиранное белье на чердак – так было принято. Чердак двухэтажного дома был высокий и к нему вела крутая лестница. За мамой увязался соседский малыш. Мама его пыталась остановить, говоря, чтобы он за ней не ходил, но малыш все лез и лез, но вдруг оступился и кубарем скатился с лестницы. У мамы, как говорят, сердце в пятки ушло: «Что же будет». Но малыш даже не ревел, поднялся и гордо сказал: «Во, как я умею плыгать!»

Еще мама запомнила такую сценку в парке, где гуляли молодые мамы с детьми. За одной из мамаш стал приударять молодой офицер. Ее сыночек играл в песочнице, но он помнил, что, уезжая в командировку, отец наказывал ему следить за мамой. Он так и сделал. Видя, как мать оживленно беседует с молодым человеком, он один раз позвал мать, потом второй. Никакой реакции, мать только отмахивается. Тогда сын заорал: «Мам! Я в штаны наклал».